24.01.2016 в 23:16

Пишет  FiveFish:

Air Bonsai

+3

Кикстартер

@темы: крафт

---

02.07.2012 в 22:49

Пишет  портной лиам:

у гаруспика все приближенные - дети, но с детьми он контактирует кудаааа меньше бакалавра - столичный гость крутится в основном не в кругах элитных, а среди детей - а у меня все карманы забиты травами и внутренними органами и места для мелочишки для детей совсем не остается. а вот бакалавр живет в основном за счет мена с маленьким поганцами.
вот и получается круговорот двойников в городе - бакалавр из элитных кругов вращается в кругу детей, покровитель детей бомжует по помойкам, а помоечница предпочитает в основном общество сильных мира сего.
what is love.

@темы: всякое фэндомное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

09.07.2012 в 22:28

Пишет  портной лиам:

Ещё вчера заметил, но забыл записать)

Интересно получается - с точки зрения Бакалавра над панацеей работали Рубин и Гаруспик. С точки зрения Гаруспика - над панацеей работали Рубин и Бакалавр. С точки зрения самозванки оба они как истеричные барышни носились друг за другом по всему городу и работал видимо только бедный Рубин :'D

И ещё забавный эпизод был.
Рубин считает что Исидора убил Артемий и грозится ему голову оторвать, строчит злобные записочки и всячески брызжет ядом, обещая скорую жестокую расправу. От Рубина и прочих интересных личностей Харон отдает на растерзание Гаруспику старое убежище Исидора под одним из цехов. Вскоре, Рубин выкрадывает тело Симона и прячется от мести Каиных и местного народца неизвестно где, где-то в городе. Через пару дней, когда Город уже начинает лихорадить чума, Рубину надоедает строчить виньетки и он просит Артемия зайти на чашечку цяя и заключить мир. Путем распостранения ненужных слухов Гаруспик узнает что все это время Рубин прятался от него, а Гаруспик прятался от Рубина, в одном и том же квартале, буквально через дорогу друг от друга.

СТЕЛС МАСТЕР

@темы: всякое фэндомное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Бурах приносит жертву степи: свое зрение.

Пишет Гость:

01.12.2014 в 21:45

Исполнение 1, 379 слов

Дорога сворачивается у ног, как пушистая юркая ласка, но Бурах цепляется за её мягкие шерстинки и идёт, с каждым шагом всё смелее.

Степь забирает - Степь отдаёт.

В детстве была такая игра у мальчишек из Долгих Таглуров - найти в тёмном старом доме какую-нибудь мелочь, и Артемий всегда выигрывал, не падал, не терялся - он-то знал, что смотреть нужно не глазами. И теперь весь мир - тёмный холодный дом, и сам Бурах - мелочь.

До города уже недалеко, Степь шуршит и нежно поёт, успокаивая. Боль отступает с её напевом.

Добраться бы до Омута.

Слушай лучше, последний Бурах, что тебе говорит Степь, а она шепчет - "Нечего тебе в костяном доме томиться, выходи, выходи, нечего в костяном доме томиться, выходи..." - и как найти дверь в мрачном доме.

Мостовая под ногами отдаётся взрывной волной тысячи солнц, и Бурах падает на колени, вываливается головой вперёд, через хрупкие стены.

Мир наваливается на него сквозь тёмную гущу холода, разгребает песчаные завалы болезни, прижимается к коже - чтобы смотрел, смотрел, дышал и чувствовал. Мир становится единым вязким пространством, и Артемий с миром - одно целое.

Артемий чувствует все дороги под ногами, и ноги, ступающие по камням, и дрожащий воздух, напоенный кровожадной заразой. Бойни отдаются ему по правую руку тяжким биением огромного сердца, Собор выдыхает в лицо, словно мертвец, а Многогранник звенит на одной ноте, как неслышно звенит твирь на ветру. Нет больше для Бураха закрытых дверей, в каждом доме он теперь глаза и уши - и слышит Артемий, как в Омуте ходит из угла в угол задумчивый Бакалавр, как Мария тянется мыслью до самого неба, как Аглая сжимает кулаки на горле всего Города. Бурах вдыхает вселенную -

вот только Многогранник не звенит больше.

Хрустальный цветок зачах со своим Принцем, его Королева заснула вечным сном, а Инквизитор спрыгнула из костра на плаху.

Взгляд темных глаз отдаётся низкой вибрацией натянутой тетивы. Никуда он не денется, вечно шуршать змеиному плащу в тихом Омуте, шипеть магме и звёздам с неба в одном горниле, вечно скрипеть петле на ветру.

Вечно звенеть Многограннику.

А Бураху теперь вечно стоять над Укладом, во всех своих лицах и воплощениях: теперь его связывает со Степью пролитая кровь. Тихое, только проснувшееся в Матери необьяснимое чувство того, что что-то навсегда изменилось, касается Артемия лёгким ветерком.

Тёмный заколоченный Омут остаётся за спиной. Пустые глазницы больше не кровоточат.

URL комментария

Фанфик, разумеется, не мой.
О, эта структурированность времени.

@темы: любимые фанфики

---

@темы: видео

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Запоздалые приветствия - как-то проглядела появление нового ПЧ

 Серпентария, приветствую!

@темы: картинки, ПЧ

---

28.02.2016 в 22:51

Пишет  FiveFish:

@темы: смысла нет, полезных ископаемых нет, населена чобитами, потащено

---

14.02.2016 в 16:17

Пишет  Kusudama:

кое-где уже как-то вроде весна
Оригинал взят у lj user"prokhozhyj" в Про совят

 

Пишет   Союз охраны птиц России: Появились слётки сов – не забирайте их из природы! За счёт мягких зим с кратковременными морозами в последние годы в Средней полосе некоторые виды сов (серые неясыти, ушастые совы) стали раньше приступать к гнездованию. Если вы увидите в парке/лесопарке/пригородном лесу вот такого милого совёнка в пуху – не забирайте его из природы! Это не бедствующий птенец, это слёток. Совята покидают гнездо раньше, чем начинают полноценно летать, в таком возрасте они только перепархивают и учатся управлять своим телом, часто плюхаются на землю и сидят низко на ветвях деревьев – это норма. Часто доверчиво относятся к человеку – это тоже норма.
      Посему, если слёток выглядит внешне "целым", крылья держит симметрично, на теле нет крови, не видно явных травм – оставьте его в покое! Если уж сильно душа болит и "обожетутдетикошкисобаки!!!", вы можете перенести его с дороги и посадить на ближайшие ветки деревьев в радиусе 50–100 метров от местонахождения, родители его без проблем найдут и будут опекать (днём родительская пара людям не показывается – это тоже норма).
      Если же вы увидите этот пост уже после того, как совершили псевдоспасение птицы из её родного дома, вам нужно как можно быстрее (хотя бы в пределах суток-двух) вернуть слётка туда, где вы его нашли.

      P.S. Следует так же знать, что

изъятие здоровой птицы из природы подпадает под статью о браконьерстве,

совёнка нельзя кормить мясом, это быстро приведет к нарушению метаболизма, он должен питаться целыми мышами,

птицу нельзя просто выкормить и выпустить: без специальной подготовки она погибнет. Если вы не можете вернуть совёнка "на место" или нашли явно покалеченную птицу, то информация по реабилитационным центрам, куда его нужно передать, есть тут.

 

@темы: биология

---

14.02.2016 в 09:45

Пишет  Saito-san:

чтобы было)

11.02.2016 в 19:00

Пишет  Весёлые картинки:

20 слов для обозначения сложных эмоций, которые трудно описать

Картинка 1


Картинка 2


Картинка 3


Картинка 4


Картинка 5


Картинка 6


Картинка 7


Картинка 8


Картинка 9


Картинка 10


Картинка 11


Картинка 12


Картинка 13


Картинка 14


Картинка 15


Картинка 16


Картинка 17


Картинка 18


Картинка 19


Картинка 20

@темы: лингвистика

---

Попробую в ближайшее время завязать с дайри.
Скорее всего, не получится — но попытаться стоит.

@темы: дыбр

---

28.12.2015 в 13:31

Пишет  Altavista:

Ледяные подсвечники, потому что клево.

еще 4

@темы: крафт, потащено

---

28.12.2015 в 15:42

Пишет  Даумантас:

...
А вот здесь в электронном каталоге Национальной Библиотеки Франции можно полистать подлинные средневековые рукописи. Например Книгу чудес света, описывающую путешествие Марко Поло в Китай. То есть реально полистать, переворачивая страницы мышкой)

@темы: крафт, потащено

---

Поиск границ

11.11.2015 в 07:51

Пишет [J]~Disharmony~[/J]:

А вы бы что с ней сделали?
В 1970-х годах сербская художница и мастер перформанса Марина Абрамович провела эксперимент: она неподвижно стояла в одном из выставочных центров, а рядом с ней лежали разнообразные предметы — от молотка с пистолетом до акварельных красок. При этом людям разрешалось взять любой из этих предметов и делать с Мариной то, что им захочется.
Поначалу зрители стеснялись, только смотрели на нее, дарили розы, целовали. Но потом раздели, разрисовали и даже порезали. Причем свои действия они сопровождали смехом. Перформанс был остановлен охраной здания, когда один из посетителей взял пистолет.

Сначала зрители очень хотели со мной поиграть. Потом они становились все более агрессивными, это были шесть часов настоящего ужаса. Они отрезали мне волосы, втыкали в тело шипы роз, резали кожу на шее, а потом наклеили пластырь на рану. После шести часов перформанса я со слезами на глазах голая пошла в сторону зрителей, отчего они в буквальном смысле выбежали из комнаты, так как поняли, что я «ожила» — перестала быть их игрушкой и начала сама управлять своим телом. Я помню, что, придя в отель в этот вечер и посмотрев на себя в зеркало, я обнаружила у себя прядь седых волос.
«Я хотела показать одну вещь: это просто удивительно, насколько быстро человек может вернуться в дикое, пещерное состояние, если ему это позволить».

Другие её перформансы top-antropos.com/history/20-century/item/813-ma...
Большая их часть довольно мутная, этот самый интересный. Хотя, мне ещё с таблетками понравился.

@темы: этика

---

04.12.2015 в 19:21

Пишет  Ivo:

"То, что нам принадлежит", Х.Л.Борхес
Мы любим то, о чем никогда не узнаем; то, что потеряно.
Кварталы, которые раньше были окраинами.
Древности, которым уже не под силу разочаровать нас,
потому что они стали блестящими мифами.
Шесть томов Шопенгауэра,
которые останутся недочитанными.
По памяти, не открывая ее, — вторую часть “Дон Кихота”.
Восток, несомненно не существующий для афганца,
перса и турка.
Наших предков, с которыми мы не смогли бы проговорить
и четверти часа.
Изменчивые образы памяти,
сотканной из забвения.
Языки, которые мы едва понимаем.
Латинский или саксонский стих, повторяемый по привычке.
Друзей, не способных предать нас,
потому что их уже нет в живых.
Безграничное имя Шекспира.
Женщину, которая была рядом с нами, а теперь так далеко.
Шахматы и алгебру, которых я не знаю.

@темы: поэзия

---

13.08.2014 в 23:08

Пишет  fandom Harry Potter 2014:

fandom Harry Potter 2014: Level 2, миди 1 - "Спрямить путь" (джен) + список

Спрямить путь Дом на колесах Кто вы, мадам Багнолд? Все, что вырезала цензура Пятно на пергаменте Когда умирали люди Подвал Время для взаимности В тихом омуте Привычка рожать Название: Спрямить путь Автор: fandom Harry Potter 2014 Бета: fandom Harry Potter 2014 Размер: миди, 8711 слов Пейринг/Персонажи: Рон Уизли, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом Категория: джен Жанр: общий, драма, АУ Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Над Роном Уизли немного подшутили близнецы. Это имело непредвиденные последствия для самого Рона, а так же для его попутчиков по Хогвартс-экспрессу. Дисклеймер: все права на мир и персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг Примечание: по заявке с инсайда спойлер о распределении в другие факультеты. Для голосования: #. fandom Harry Potter 2014 - "Спрямить путь" Рон — Грейнджер, Гермиона! Шляпа задумалась. «Да о чем там думать?» — удивился Рон. «И так ведь понятно, что…» — Слизерин! То есть как? Змеиный стол молчал, пока Грейнджер плелась к ним. Еще бы! Она же в поезде сказала, Рон помнил, что у нее родители — магглы. В гадюшнике же только чистокровные или, в самом крайнем случае, полукровки; шляпа что, сломалась? А если она сломалась, то куда она пошлет его самого?.. Профессор Макгонагалл назвала следующее имя («Гринграсс, Дафна!») напряженно, прямо как мама, если ее окликнуть, когда у нее и суп на плите, и биточки, и пирог в духовке, за которыми нужно постоянно следить, иначе даже следящие чары не успеют — что-нибудь обязательно пригорит. Но вердикт шляпы («Слизерин!») профессора явно успокоил. И зеленый стол, наконец, захлопал. Значит, решил Рон, со шляпой все в порядке. Это, наверное, все-таки с этой Грейнджер… Недаром она ему так не понравилась в поезде. Все-то она знает, все-то умеет, и все книги прочитала… Он оглядел зал. С красного стола ему корчили рожи близнецы. И что-то явно спрашивали. Съел ли он что-то… А! Съел ли он шоколадную лягушку, которая была в кармане? Мама что, им тоже положила? Да съел он, съел. И даже поделился… — Логботтом, Невилл! Парень-с-жабой. Он даже лапу Роновой шоколадной лягушки ел с сомнением, будто думал, что лягушка живая и как-то на его жабу похожа… Барсук, точно, ну кто еще выберет в фамилиары такое глупое животное! Даже крыса — и то лучше, пусть и подержанная… — Слизерин! За преподавательским столом закрыл лицо руками неприятного вида крючконосый профессор («Если видишь длинный нос и злобный глаз — это профессор Снейп, ненавидящий нас!» «И как правильно делающий, а, братец Форж?»). Рон сглотнул. Шляпа-то, кажется, и правда… Этот тюфяк с жабой — змеюка? И змеи опять не аплодируют… Профессор Макгонагалл поморщилась, посмотрела на Шляпу с сомнением, но продолжила читать свиток. И Рон немного успокоился. Последующие распределяемые, похоже, распределялись куда следовало, и профессор Макгонагалл даже начала чуть улыбаться. — Поттер, Гарри! «Гриффиндор! — подумал Рон, смотря другу в спину. — Мы должны быть вместе! Ну как иначе, а?» — Рейвенкло! — заорала Шляпа, и Рон уставился в пол. Ну вот. Не успел найти друга, как… Конечно, это же сам Гарри Поттер, он, наверняка, страшно умный, а что про квиддич не знал — так это чтобы разговор поддержать… — Уизли, Рон! Его толкнули в бок, и Рон очнулся. Поплелся к Шляпе, нахлобучил ее на голову. «Так-так-так… Опять Уизли! Да еще такой забавный! И что же мне с тобой делать?» Забавный? «Уизли — все гриффиндорцы, — мрачно подумал Рон. — Ну?» «Хи-хи. А вот и не все, вот и не все…» — Рейвенкло! И Рон понял, что сошел с ума. Гермиона Когда профессор Макгонагалл ввела их в кабинет директора, там уже не ругались. Но воздух все еще звенел. Профессор Снейп смотрел на директора так, будто собирался поджечь его бороду, а рядом на стуле стоял профессор Флитвик, весь напряженный... Она ведь не ошиблась в имени? не должна была, она ведь хотела именно к нему на факультет, а эти мальчишки… Нет, они не отобрали у нее место, так думать просто глупо. Но сидеть за столом Слизерина и чувствовать, что для остальных тебя просто нет… Ей хотелось обвинить хоть кого-нибудь. Хотя бы кого-нибудь. Рядом шумно сглотнул Невилл. А рыжий громкий мальчик — кажется, Рон — жалобно спросил: — Шляпа ошиблась, ведь правда? — Мы здесь, чтобы выяснить, что случилось, мистер Уизли, — сказал директор. А профессор Снейп — ее декан, напомнила себе Гермиона, — прошипел: — Да неужели не видно?! Магглорожденная в Слизерине? Лонгботом в Слизерине? Уизли и Поттер в Рейвенкло?! — Я согласен с Северусом, — сказал профессор Флитвик. — Хотя исключения встречаются, но семья Уизли — гриффиндорцы на протяжении многих поколений, выбор Шляпы очень странен. — И Поттер! — Право, Северус… — начала профессор Макгонагалл. — Тихо, тихо. — Директор обвел всех спокойным взглядом, и профессора замолчали. Он перевел взгляд на Гермиону. Наверняка он смотрел и на остальных, но Гермионе казалось — только на нее. — Подумайте, молодые люди, что вас объединяет? Остальные задумались, а она выпалила: — Мы ехали в одном купе! Там сначала были Гарри и Рон, а потом пришли мы с Невиллом. Невилл потерял Тревора, понимаете? — Понимаю, — кивнул директор. — И что же было дальше?.. — Так это была их лягушка! — вдруг воскликнул Рон. — Ну как же я не понял! Гермиона хлопнула себя по лбу. Конечно же! И объяснила взрослым, что они все четверо съели в поезде Ронову шоколадную лягушку, он говорил, что ее ему положила мама, с наказом не волноваться, но… — Но она же просто была из шоколада, — добавила Гермиона недоуменно. — Как шоколад мог повлиять?.. — Прекрасный вопрос, мисс Грейнджер, — сказал профессор Флитвик. — Подойдите-ка поближе, все четверо. Сейчас мы немного посмотрим… Он взмахнул палочкой, и вокруг них развернулось сияющее полотно из разноцветных нитей, из слов и знаков. Гермиона восторженно вздохнула, несмотря на волнение. Сам Хогвартс казался ей чем-то слишком сказочным, с наколдованным небом и летающими свечами, а вот это — это было настоящее. Полезное и сложное. И ей тоже хотелось уметь — так. — Очень интересно… — проговорил профессор Флитвик. — Я бы не назвал это проклятием, эффект будет скорее… Северус, вы видите? Эффект рассчитан на легилиментов, на общий обзор характеристической функции… — Вижу, — мрачно подтвердил профессор Снейп. — Первичные характеристики подменены вторичными. Зелье Гафшица. По крайней мере, теперь эти шутники вылетят из Хогвартса со свистом! — Не торопитесь, Северус, — сказал директор. — Не торопиться? — прошипел профессор Снейп. — У вас в самом деле сомнения в авторстве этой так называемой шутки? — Это Фред и Джордж, — пробубнил Рон рядом с Гермионой. — Они точно мне лягушку подбросили и записку маминым почерком написали. А я поверил… Мне нельзя в Рейвенкло! — Вы себя недооцениваете, мистер Уизли, — мягко улыбнулся профессор Флитвик. — Если бы в вас совсем не было качеств, присущих моему факультету, то вы бы на него не попали даже после галлона зелья Гафшица. Невозможно заставить Шляпу видеть то, чего нет. Гермиона нахмурилась. То есть, это значит, в ней тоже есть хитрость? И убеждение, что «цель оправдывает средства»? Но это же неправда! Она же хорошая девочка! — Если дознание выяснит, что виновны ваши братья, мистер Уизли, то они понесут наказание, — сказал директор. — Северус, вы уверены в том, какое зелье было использовано? — Разумеется, — скривился профессор Снейп. — К сожалению. — Почему «к сожалению»? — спросил Гарри Поттер, то этого молча переводивший взгляд с одного профессора на другого. — Если над нами пошутили, нас надо рассортировать заново, и все! Разве не так? — Сортировка является магическим контрактом, — сухо произнесла профессор Макгонагалл. — Поскольку она прошла по подлинным свойствам характера, пусть и не основным, то результат окончателен. Этот контракт невозможно отменить. — По крайней мере в этом году, — добавил директор и улыбнулся. — Вот год закончится — посмотрим. Рон Он так предвкушал первый день в Хогвартсе. По рассказам братьев уже знал, как выглядит гостиная Гриффиндора, какую кровать лучше занимать, где ставить сундук и какое окно башни открывается… А вместо этого они с Гарри стояли перед дверью без замка. Дверной молоток задал им загадку — и отказывался пропускать без ответа. Они были одни в коридоре: конечно же, все уже давно разошлись по спальням… — Кто быстрее, Ахилл или черепаха? — повторил молоток. — Ахилл, — наконец сказал Рон, пожав плечами. — Неверно. — Черепаха! — сказал Гарри. — Неверно. — Но так же не бывает?! — закричали они оба. — Неверно. Они застыли, смотря на дверь. Переглянулись. — Кажется, нам придется тут ночевать, — сказал Рон. — Прямо под дверью. — Может, в класс какой-нибудь?.. — предложил Гарри и зевнул. — Я бы, наверное, и на полу… Спать очень хочется. — Но там для нас приготовлены кровати! Это несправедливо! — воскликнул Рон и пнул дверь. Которая тут же отворилась. За ней стояла девушка с ледяным взглядом. — Никакой настоящий ворон не станет пинать двери! — провозгласила она. — Мы ненастоящие, — буркнул Рон. — Мне уже сообщили, — сказала девушка холодно. — Я — Пенелопа Кристал, староста факультета. Моей властью я позволяю вам войти, не ответив на вопрос. И они вошли. — А что за ответ-то? — спросил Рон, когда дверь за ними захлопнулась с каким-то очень окончательным стуком. Впереди была лестница, а в конце ее колыхались портьеры. Голубые. — Быстрее — мысль Зенона, разумеется, — ответила Пенелопа. — А кто такой Зенон? — спросил Гарри, и получил вместо ответа взгляд, полный презрения. Они вошли в круглую комнату, с потолком-куполом, расписанным созвездиями. Сейчас он был черный, звезды светились белым. По комнате везде стояли диванчики — синие — на ковре — синем — лежали книги, за синими портьерами в нише справа виднелись книжные полки. За большими стрельчатыми окнами было темно. К разочарованию Рона в комнате не было ни камина, ни даже свечей: свет шел от вроде как камней, лежавших на столиках. На одном из диванчиков полулежал парень с книгой. Лениво оглядел Рона и Гарри. — А, эти… — Повежливее, Роджер, — бросила Пенелопа. — Извиняюсь, — хмыкнул тот. Рон проглотил рвущийся с языка ответ. — Роджер Дэвис. — Роджер, не вставая с дивана, изобразил поклон. — Ну а вас теперь знает вся школа. Как обманом попавших на лучший из факультетов. — И ничего не обманом! — вскричал Рон. — И это еще надо посмотреть, какой факультет!.. И осекся: Гарри пихнул его в бок. — Он чего-то хочет, — прошептал Гарри. — Он специально это сказал. — Ну, — протянул Роджер, — не совсем безнадежны… Что ж, приветствую. И вновь уткнулся в книгу. — Ваша спальня здесь. — Пенелопа подвела их к очередной закрытой синей занавесью двери. — Не смейте опоздать на первое занятие. Вороны никогда не опаздывают. — Ага… — Рон посмотрел на нее опасливо и понизил голос. — А что было бы, если бы я… — Серая Дама бы разгневалась, — ответила Пенелопа. — И наслала бы вам кошмаров. Не смейте оскорблять честь факультета. Это понятно? Рон и Гарри закивали. — Прекрасно. Спокойной ночи. Спокойной ночи у Рона не вышло. Гарри заснул сразу, как лег, а Рон повозился на атласных простынях, потаращился на голубой полог и вылез из-под одеяла. Здесь все было так… чинно и ухожено. У каждой кровати ночная лампа, полочка для книг. И у каждого, кроме них с Гарри, она уже была заполнена. Рон вытащил из сундука шахматную доску и поплелся в общую гостиную. Может, хоть этюды порешать… В гостиной по-прежнему сидел этот Роджер. Рон повернулся к нему спиной, отошел на диванчик подальше и сел, скрестив ноги. Сидеть было на удивление удобно. Рон разложил перед собой доску и попросил у фигур простенький этюд. Решить парочку, почувствовать себя королем доски и пойти спать, наконец… — Это что такое? Шахматы? — раздался над его ухом голос Роджера. Рон вздрогнул, резко выпрямился и чуть не свалился с дивана. — Ну, шахматы. И что? — Но решаешь ты всякую фигню! Только учишься, что ли? — Да вот еще! — возмутился Рон. — Да я с девяти лет играю! Я у всех братьев выигрываю! Даже у Перси! — Это, знаешь ли, не показатель. — Роджер фыркнул. Сел напротив Рона. Белый король глянул на него и попятился за ладью. — Хочешь сыграть со мной? Или боишься? Рон посмотрел на довольную рожу Роджера и оскалился, хоть и чувствовал в животе холодок. Уж очень уверенным Роджер выглядел. Но отступать? Он не какой-то там рейвенкловец, он — грифф! — Бери черных, — сказал Рон. — Тебе ведь понадобится фора! Рождер прищурился. — Ну раз так — держись, малец! Надеюсь, ты хоть чего-то стоишь. Спустя четверть часа, он поднялся и хмыкнул: — Мало ты пока стоишь, приятель! И оставил Рона созерцать свой полный разгром. Гермиона Гермиона проснулась последней. Она ничего не слышала — даже своего будильника. Как странно… Впрочем… вокруг бегали девушки, уже одетые, почти причесанные, и — ни звука. Заглушающие чары. Она о них читала. Но зачем? Зачем? Гермиона вылезла из кровати. Повернулась к своему шкафу — у каждой кровати стояли небольшой шкаф и трюмо с зеркалом. На ее зеркале лежала патина. И ее будильник — хороший, надежный, механический — валялся на полу разбитый. — Твой чудовищный будильник, Грейнджер, не соответствовал высоким стандартам Слизерина, — сказала ей соседка. Панси. Панси Паркинсон. Похожая на крысу. — Вот как. — Гермиона опустилась на пол и собрала детали. За ее спиной хихикали. Что ж, декан предупреждал. «Вам будет очень трудно, — сказал он ей вчера вечером, перед тем как отвести в гостиную факультета. — Вы — первая магглорожденная в Слизерине за много лет. И нынешняя политическая ситуация не способствует облегчению вашего положения». Она сложила детали на кровать. Достала палочку из-под подушки. — Репаро. Будильник собрался воедино. Она надеялась, что нашла все детали — но проверять, работает ли он, не было времени. Гермиона схватила форму и с палочкой в руке удалилась в ванную, держа спину прямо. «Никогда не выпускайте вашу палочку из вида. Никогда. Спите с ней вместо куклы…» «Я не сплю с куклой!» «Рад слышать. Спите с палочкой под подушкой. Ходите с ней в туалет. Она должна быть с вами всегда. Вы поняли?» «Но зачем? Они же не станут на меня нападать?» «Возможно, нет. Но Репаро вы должны знать прекрасно». Ванная Слизерина была вся в зеленых и морских тонах. Хорошо, хоть нарисованных змей не было. Гермиона переоделась — заткнув палочку за ухо и чувствуя себя немного глупо. Можно было и оставить ее на столике, кто сюда войдет? Кому нужна чужая палочка? Попыталась уложить волосы — но ничего не добилась. — Безнадежно, — сказало ей зеркало. — Торопись. Все уже ушли на завтрак. Опоздаешь. Гермиона выбежала из ванной. Волосы — это неважно, ну и пусть у той же Панси идеально уложенные локоны, может, у нее гребень волшебный и наследственный, кто их знает, чистокровных… «Это — очень старые семьи, мисс Грейнджер. С древними и, подчас, не совсем разумными традициями. Но если вы собираетесь выжить на этом факультете, то вы должны…» «Уважать традиции?» «Можете не уважать. Но знать вы обязаны. Знать и учитывать». Книги из ее сумки, тщательно собранной накануне, валялись на полу. Вперемешку с деталями заново разбитого будильника. Традиции, значит? Из спальни она вышла, восстановив будильник еще раз и положив его на дно сумки. Ничего. В ее прошлой школе ее тоже не любили. Просто здесь — интернат, у них возможностей больше. И — все же — стоит надеяться, что «благородные» не унизятся до обливания ее водой. И до натягивания резинки в коридоре. Что это — не в их высоких традициях. Но каковы традиции в семьях темных магов, она боялась подумать. «Вы не должны ставить себя в оппозицию им. Вы им не враг. И они вам не враги. Это очень важно, мисс Грейнджер. Ваше происхождение будет вам мешать, но у вас есть преимущество — вы нейтральная сторона в очень давнем конфликте». «Тот, Кого Нельзя Называть? Я читала…» «Неплохо. Да, именно он. Оставайтесь нейтральны, и вас начнут игнорировать. Поверьте — это лучшее, на что вы можете рассчитывать». На завтраке ей пришлось сесть в самый конец стола. На всех свободных стульях рядом со слизеринцами лежали их сумки. Невилл, сидевший в центре стола, рядом с Малфоевским бугаем, — она не смогла вспомнить, каким, — кинул на Гермиону один взгляд, встал, забрал свою тарелку и направился к ней. «Дистанцируйтесь от Лонгботтома. По крови он частично Блэк. Его не смогут игнорировать, но примут как врага из-за обстоятельств прошлой войны. Дружба с ним поставит вас на одну из сторон конфликта. Это вам не нужно». Невилл улыбнулся ей и сел рядом. — Знаешь, тут как-то проще. Ты не против? Они все от меня чего-то хотят, и это как-то… неприятно. Я — это же я, а они ждут… не знаю чего. Сейчас ей, насколько она поняла декана, следовало вежливо сказать, что она не голодна, пожелать приятного аппетита и уйти. Но, во-первых, она была голодна, а во-вторых… ну что за глупости? — Конечно я не против, — сказала Гермиона. Рон Рон не выспался совершенно. И то, что всех в комнате подняли за два часа до завтрака, не улучшило его настроения. — Вот зачем вставать так рано? — пожаловался он Гарри. — Могли бы еще спать и спать… Сколько можно собираться? Гарри согласился. Одевались-умывались они около получаса и еще минут пятнадцать собирали сумки в соответствии с расписанием, которое кто-то положил им на тумбочки, пока они спали. Рон едва нашел все нужные книги. Учебники он с дня покупки не открывал и как они выглядят помнил смутно. Когда они выползли в гостиную, то Рону показалось, что он ошибся временем дня. Все сидели на диванчиках, уткнувшись носами в книги. — Э… К ним подошла Пенелопа. — Я полагаю, вы не удосужились открыть учебники за время каникул. И не особенно начитанны. Я права? Они кивнули. — В таком случае — сидите тихо и учитесь. Она оставила их, вышла на середину комнаты, хлопнула в ладоши и провозгласила: — Разминка начинается! Три компонента обычного противоядия? — Рог единорога! — Омела! Ягоды! — Безоар! — закричал парень, сидевший по соседству с Гарри. — Главный ингредиент! — Где его найти? — В желудке козы! — Очень хорошо. Три человека, унаследовавших силу Адама? — Геракл! — Гектор! — Самсон! — Три амазонки Британских островов?.. — Они все — помешанные составители кроссвордов, — прошептал Рон на ухо Гарри. Тот хмыкнул и зажал рот рукой. Наконец, когда у Рона уже начало звенеть в голове от старых триад, рецептов зелий и латинских названий всего и вся, разминка закончилась. — Теперь — что касается факультетской жизни, — сказала Пенелопа. — Первый тур факультетского чемпионата по шахматам начинается завтра и продлится до Хэллоуина. Во второй — смешанный — тур проходят первые четверо с каждого курса. «О, — встрепенулся Рон, — вот оно. Наконец-то я смогу доказать!.. Наверняка, все прочие с нашего курса — гораздо хуже меня!» И если Роджер тоже играет, то в перекрестном туре можно получить реванш! — Помните, — продолжала Пенелопа, — мы все — лицо факультета. Мы должны показать, что на самом деле соответствуем ожиданиям нашей основательницы. То есть, и это я говорю специально для учащихся первого курса, — она посмотрела прямо на Рона и Гарри, — отвечайте, только точно зная ответ. Если вам задали вопрос, ответа на который вы не знаете, вы должны сказать «не знаю», записать его и найти ответ в библиотеке. Этот вопрос будет включен в разминку следующего дня, и я буду ожидать ответа именно от вас. Все понятно? Приятного аппетита». День, начавшийся так плохо, мог продолжиться только отвратительно — он и продолжился. Почему-то учителя решили, что спрашивать именно их с Гарри будет просто великолепной идеей. Чего они хотели добиться, Рон не знал. Но к концу дня у него рука устала записывать вопросы, на которые ему пришлось отвечать «не знаю». — Как же противно, — сказал Гарри, пока они плелись на Зелья, последний из уроков. — С такой жалостью смотрят потом… И с разочарованием. Я им чего-то обещал и сам не помню? Рон поморщился. — Ты же Гарри Поттер. — Ну да, и должен был родиться, зная, как правильно произносить эту дурацкую Левиосу. — Гарри нахмурился. — Почти как в маггловской школе. Я думал, здесь по-другому будет… — Я планирую побить моих братьев, — сказал Рон. — Присоединяйся, если хочешь. Из-за них теперь все считают, что мы — самозванцы. И нам надо чего-то доказывать. Ненавижу доказывать. Гарри фыркнул. — А ты уверен, что они не побьют нас? — Ну так мы же Рейвенкло теперь, придумаем что-нибудь умное! От Зелий Рон ожидал ужаса и тьмы. Все братья в красках рассказывали ему, что Снейп за злодей, поэтому даже вводная речь Снейпа его не впечатлила. Ну да, он наверняка знает, как закупорить смерть — если он и не вампир, то явно кто-то близкий… Может, полудементор? Рон повертел гипотезу в мыслях, приложил ее к Снейпу и мысленно кивнул сам себе. Точно. Почти дементор, но не летает. И не целует никого — по крайней мере, Рон на это надеялся. Но ему и не надо. Как глянет… — Наша новая знаменитость… На Гарри. Вот же гад. Точно — дементор. — …наверняка сможет нам сказать, как называется основной ингредиент универсального противоядия? Э? Так это же в разминке было. Что же там было-то?.. — Безоар, сэр, — услышал он ровный голос Гарри. — И где же его можно найти? — В желудке козы. Сэр. — Хм. Снейп поизучал Гарри. Дернул углом рта, процедил «пять баллов Рейвенкло» и отошел к доске. Гарри выдохнул. Рон показал ему большой палец. Разговаривать на уроке Снейпа он не рискнул. Гарри улыбнулся. Гермиона Невилл Гермионе нравился. С ним можно было нормально поговорить. Особенно когда речь заходила о растениях: о них он знал куда больше ее. Но, пришлось признать, что декан был прав. Не в том, что следовало сделать, а в предсказании реакции факультета: теперь Гермиону игнорировали. Даже не снисходили до ответов на прямые вопросы. Будто не слышали. Даже соль за ужином передать не удосужились, пришлось тянуться самой. Ну и пусть, решила Гермиона. Ну и какая разница. Пусть игнорируют. Она уже принесла Слизерину двадцать баллов и не собиралась останавливаться. Рано или поздно ее все равно признают, хоть сквозь зубы. Она не оставит им выбора. Как бы ты ни был помешан на прошлой войне и на традициях, но если она будет приносить больше баллов, чем тот же Малфой, ее невозможно будет не замечать… Наверное. Но это — ее единственный шанс. Она прочитала все учебники, но чтобы быть лучшей — этого мало. Нужно заниматься еще больше. Библиотекарь, наверняка, знает какие книги еще почитать. Особенно по зельям и трансфигурации. На Зельях Гермиона отвечала на вопросы быстрее всех гриффиндорцев и — самое главное — быстрее Малфоя, но она не ощущала алхимию по-настоящему. Не так, как чары и трансфигурацию. Трансфигурация ей понравилась больше всего, пришлось так интересно думать, чтобы представить спичку — иголкой… Нужно потренироваться еще. Должен быть простой способ забыть о том, что спичка — это спичка… В библиотеку Гермиона направилась сразу после ужина и полчаса донимала мадам Пинс списками дополнительной литературы, пока мадам, сдавшись, не вытащила уже отпечатанные из ящика стола: — Это для Рейвенкло, — пояснила она, хотя Гермиона ее ни о чем не спрашивала. — Тебе бы там понравилось. — В следующем году проверим. Мадам Пинс вздохнула. — Я не помню случая, чтобы хоть кто-то менял факультет. — Значит, я буду первая, — заявила Гермиона, хотя вовсе не чувствовала себя столь уверенно. И, прижав к груди список, спряталась среди стеллажей. Среди книг было проще. Даже если она разрыдается, они ее не осудят. Она копалась в книгах по трансфигурации, которые какой-то болван поставил не в порядке индексов, когда услышала знакомые голоса с другой стороны стеллажа, у книг по зельварению. И замерла. Еще не хватало, чтобы Панси и Милисента ее услышали. — Да не в том даже дело, что она грязнокровка, — говорила Панси. — Хотя конечно. Но была бы не такая уродина и хоть с минимумом приличных манер! — Манеры ее не спасут. С такими-то волосами. И зубами кривыми, — это Милисента. — Даже уродины могут держаться достойно. А не тащить к нам маггловские механические кошмары! Могла бы и подумать, что мы все встаем в разное время! Мне на уход за волосами нужно время, не то, что ей. Но нет, никакого соображения. И сумку свою сунула прямо на мою территорию! — Ну не совсем, Панс… — Совсем! Сумка стояла прямо на линии между нашими кроватями! Можно подумать, она не догадалась! Специально сделала, и специально меня спровоцировала! — Ну ты ж сама говоришь, она вообще без понятия… — Но нельзя же быть без понятия настолько? О, вот справочник. Декан послезавтра точно про эти травы спросит, я тебя уверяю. Заткнем плебейке рот! И голоса удалились. Гермиона выдохнула, вцепившись в свои книги. Уродина, значит? Без приличных манер? Ну что ж… Книги про «приличные манеры» здесь точно должны быть. Посмотрим, что ты скажешь, Панси. Может, поймешь, что просто завидуешь! Хотя вот это вряд ли. Книг про манеры оказалось даже несколько. Гермиона решила не брать их — вот еще, показывать «благородным», что она их услышала и приняла к сведению! — а пролистать в библиотеке до отбоя. И за одним из столов увидела Гарри и Рона. Над ними темным облаком висела безнадежность. Гермиона хотела было пройти мимо, но увидела объект их страданий и остановилась. Плюхнула свою стопку книг на их стол. Рон поднял голову. — Если будешь язвить, проходи мимо, а? — Я не язвлю, — сказала Гермиона. — У вас трансфигурация не получается? — У нас все не получается, — ответил Гарри. — И нас завтра собираются по этому всему спрашивать прицельно. Наша же собственная староста. — Это слишком жестоко, — сказал Рон и трижды ударился лбом в учебник трансфигурации. — Я объясню, — сказала Гермиона. — Все очень просто… Спустя пять минут объяснений они по-прежнему смотрели на нее с отчаянием. Правда, теперь это было понимающее, осознающее себя отчаяние. — Ты говоришь, нужно помнить о четырех вещах одновременно, — сказал Гарри. — То, что самое главное в спичке — это что она продолговатая и белая. Что иголка — тоже продолговатая и условно белая. Что их можно совместить. И что их можно друг в друга вывернуть. Настоящую спичку в воображаемую иголку. Чтобы вот эта спичка была и спичкой и иголкой одновременно. — Ну да! Просто, правда? Рон ударился лбом в учебник еще раз. — Как ты это все в голове держишь? В одно и то же время? — Э… — Гермиона никогда об этом не задумывалась. — А что, так не все могут? — Нет! — вскричал Рон. — Как можно помнить, что спичка — это не спичка, видя совсем себе спичку? Ну как? — Да просто надо иметь не твою голову, Ронни, — рядом с их столом возникли два рыжих, совершенно одинаковых дылды. — Если что мы… — То есть ты. — То есть мы, — один рыжий пихнул другого, — извиняемся. — Я бы вас самих превратил в спичку и иголку, — мрачно произнес Рон. — Но я так устал, что, боюсь, получится. И насовсем. И мама меня убьет. Это мои братья, Фред и Джордж, — пояснил он, ткнув в каждого пальцем. — Это они во всем виноваты. — И мы даже не спорим, заметь, Ронни! — вскричал один из рыжих. Фред. — Мы правда виноваты! — Очень-очень, — сокрушенно покивал Джордж. — И мама прислала нам вопиллер. — Нас вообще чуть не выгнали! — И у нас три месяца отработок со Снейпом! — И еще три с Флитвиком. — И те же самые три с Макгонагалл! — И мы жаждем загладить свою вину! — сказали они хором. И посмотрели так утрированно жалобно, что Гермиона не удержалась и фыркнула. Они обернулись на нее. — Мы хорошие! Мы вам поможем! — И чем же? — спросила она. — Вот, например, мне. — Тебе? — они прищурились совсем одинаково. — А чего ты желаешь? Хочешь быть самой умной? — Она и так, — буркнул Рон. Гермиона потупилась. Приятно было это слышать. Пусть даже от Рона. — А самой красивой? — поднял бровь Джордж. — Да ей тоже не надо! — сказал Фред. — Ведь правда, а, Гермиона? — Самой — не надо, — сказала Гермиона. — Но я читала, есть такие косметические чары… Слишком сложные в наложении. Палочка не слушалась и движения не получались. Она уже успела попробовать за стеллажами. — О-о, — протянул Джордж. — Договорились! Будут тебе такие чары, что все твои слизеринцы будут у тебя в ногах просто стелиться! — Не надо такого, — быстро сказала Гермиона. — Просто что-то… ну, обычное. Они хитро на нее посмотрели и пообещали «необычное обычное», и ей пришлось кивнуть. Тоже мне, «волшебники Гудвины»… — А ты понятно чего хочешь, Ронни. Ума! — Мы все хотим ума, — вздохнул Гарри. — Но это вряд ли возможно. — Иголки и булавки, — пробормотала Гермиона, не удержавшись. И пояснила: — Это из маггловской сказки. К волшебнику пришло чучело просить ума, и тот положил ему в голову мешочек булавок. Чтобы ум был остер. — Правильно мыслил, — одобрил Фред. — Вот остроты-то мы вам и добавим! Завтра после завтрака за Барнабой Тупым, знаете, где это? Рон кивнул. — И что это будет? — спросила Гермиона. — Я думаю, тебе — очень специальный крем, — ответил Джордж. — А братцу Ронни — конфетки. — Только не лягушки, — сказал Рон, и Гермиона с ним согласилась. Рон Встреча и передача «гостинцев» с утра прошла успешно. Рон и Гарри переглянулись и проглотили по одной «конфетке», как только завернули за угол. Выглядели «конфетки» как всевкусные драже — и Рон опасался поначалу, что близнецы надули их с Гарри. Но вкуса у драже не было никакого, только на языке пощипало. Эффекта, впрочем, не было тоже. Рон дошел до лестниц, внимательно прислушиваясь к ощущениям, и, сойдя на втором этаже, переглянулся с Гарри. — Ничего? Гарри помотал головой. — Может, — мрачно сказал он, — они действительно решили действовать, как Оз? Рассчитывая, что мы сами себя убедим, будто теперь умные. Он кратко пересказал сказку с выдававшим себя за мага магглом-фокусником, которому пришлось одаривать друзей Элли «волшебными» дарами. — На Фреда и Джорджа не похоже, — ответил Рон, выслушав. — С ними либо сразу ослиные уши синего цвета, либо ничего совсем не работает, потому что не получилось. А они бы не стали на нас испытывать совсем пока не работающее, им мама голову оторвет. Вдруг с тобой что-то случится? — Но особенно умнее я себя не чувствую. Рон вздохнул. — Ну, может быть попозже… Надо было их подробнее расспросить, как эти конфеты работают. — Гермиона наверняка расспросила. — Она такая, — покивал Рон. Тем временем они дошли до кабинета Трансфигурации и оказались там вторыми. За студентами их же курса. Рон скинул сумку с плеча. — Повторим урок? Сегодня нужно было отвечать «не знаю» как можно меньше: на разминке и без того хватало их вопросов. И будет хватать даже на следующей неделе: вопросы, на которые кто-то из них не смог ответить на разминке, переносились на следующую. И на следующую, И на следующую. И пусть Пенелопа выбирала не все вопросы, им хватит. — Повторим, — кивнул Гарри, доставая свои записи. И они уставились на изображение трансформации спички в иголку. Напечатанное черно-белым и статичное, для Рона оно оказалось неожиданно цветным и движущимся. Все этапы трансформации прыгнули ему в голову, наложились друг на друга и сложились воедино. И стоило только увидеть записанные путаным почерком Гарри слова Гермионы «вывернуть настоящую спичку в воображаемую иголку» как Рон ощутил это ладонями. Действительно, просто: взять — и вывернуть. Шершавое в гладкое, тупое в острое. Так же, как вывернуть слова — обычные в издевку. Так же как партию — из проигрышной в победную. Нет. Из набора деревянных штучек в сложную, многовариантную схему игры. — У меня мозг чешется, — прошептал он. — Ух, — выдохнул Гарри. — Ничего себе. Интересно, теперь получится?.. — Эй, повторять надо было раньше, — сказали над ухом. Рон вздрогнул, поднял голову: малознакомый со-факультетник — Терри, точно — улыбался ему. А вокруг уже было шумно. Подошел остальной факультет и барсуки. — Пошли, только двери открыли. Мы, если что, постараемся Макгонагалл от вас отвлечь. — Спасибо, — сказал Рон с чувством. — Да просто если так пойдет дальше, вы займете всю разминку, и выйдет скучно, — хмыкнул Терри и вошел в класс прежде, чем Рон успел придумать ответ. Ну ничего… Сегодня начинается турнир. Сегодня Рон всем покажет! Всем докажет, что он — не пустое место. Не самозванец! На уроке иголка из спички у Рона получилась с третьего раза. И потом получалась еще и еще. И еще. Он не мог поверить — и извел бы весь коробок, если бы профессор не остановила его. — Хватит, мистер Уизли. Очень хорошо. Пять баллов Рейвенкло. Начинайте читать следующую главу, но не вздумайте пробовать самостоятельно. Рон просиял. И открыл учебник. Нужно прочитать как можно больше. Вдруг сейчас эффект кончится, и он опять перестанет понимать?.. Рядом радостно выдохнул Гарри. У него наконец-то тоже вышла иголка, а не острая спичка стального цвета. «Надо же, какое интересное ощущение от стали, — написал он на обрывке тетрадного листа. — Скажи?» «Кислая», — написал Рон в ответ. «? — Гарри явно удивился. — Холодная и жжется!» Они переглянулись. И потянулись к тетрадям. Надо было записать все. Все эффекты. Подробно. Вдруг действие закончится и память уйдет, и способность сделать из спички иголку уйдет тоже? А так, наверное, можно будет вспомнить… Впервые Рон понял, зачем существуют лабораторные журналы, на которых настаивал учебник зелий. Снейп-то их даже не упомянул. Вероятно, полагал, что никто эти журналы вести не будет все равно. А вот и зря! Жаль, что можно принимать только одну «конфетку» в день. Близнецы на этом очень настаивали. До вечера эффекта наверняка не хватит, а так интересно, какими окажутся шахматы? Вдруг — еще сложнее, еще интереснее? Но он и так выиграет. Ему не нужна фора. Эффект закончился сразу после обеда, на Полетах, и мир посерел. Рон даже не осознавал, что видел цвета глубже и ярче, а детали — четче. Впрочем, для полетов оно и неплохо, незачем отвлекаться, так можно и с метлы грохнуться! Гарри летал так, будто на метле родился, и Рон порадовался за друга. — Тебя можно в команду хоть прям сейчас! — Я бы хотел, — вздохнул Гарри. — Я точно уверен — вот мой настоящий талант! Летать так здорово! И так просто! — В профессионалы можно уйти сразу после СОВ, — сказал Рон. — Если пригласят, конечно. Но тебя-то точно пригласят! — Буду играть за Пушки Педдл, и мы выиграем чемпионат Англии! — Точно! — А ты — выиграешь чемпионат Англии по магическим шахматам! — Нету его, — вздохнул Рон. — Есть как у нас на факультете, или там, в деревне иногда… — Ну… — Гарри потер шрам. — Тогда создашь и выиграешь! Рон расхохотался. Но — почему бы и нет? Сегодня он себя чувствовал королем мира: он ни на один вопрос пока не ответил «не знаю» и принес баллы факультету, и сегодня будет первая игра турнира, и он ее обязательно выиграет! Первую игру факультета Рон играл с Терри и свел в ничью, не сказать чтобы без усилий. Поздравлений с отличной игрой он почти не слышал. Гермиона Прежде чем использовать крем, Гермиона, разумеется, изучила его. Хоть и нестерпимо хотелось намазать его немедленно. Даже не выходя из-за статуи Барнабы Тупого. Близнецы помялись-помялись, но таки согласились выдать состав и пропорции компонентов — не рецептуру. — Извини, тайна нашего будущего бизнеса! — Да и зачем тебе? Ты и ингредиенты не разберешь! Гермиона нахмурилась. — Уж как-нибудь. И состав и пропорции на «конфетки» тоже, пожалуйста. — А Ронни не спрашивал. — Ваш брат вам доверяет. А я — слизеринка. И я не доверяю никому! Почему-то это сработало. Рыжие покивали и прислали оба состава обеденной совой. Гермиона просмотрела оба списка и с сожалением убедилась, что близнецы были правы: про половину ингредиентов она точно ничего не слышала. Но у нее было секретное оружие! — Невилл, — шепнула она. — Можешь помочь? — С гербологией? — удивился Невилл. — У тебя же все в порядке. — Почти. С зельями. Невилл поднял брови. — Я? С зельями? Зелья у Невилла не выходили, и это — слабо сказано. Он путал ингредиенты и очередность их добавления. Даже с подсказками. Даже с написанным на доске и в тетради подробным рецептом. Гермиона не понимала, как человек, знавший в деталях графики полива десятка капризных растений мог запороть зелье из трех ингредиентов и воды. Дело было, наверняка, совсем не в зельях… — Я состав не понимаю, — сказала она. — А ведь ты все компоненты знаешь. — Не животные, — сказал Невилл. — Ну, это все равно уменьшит список. Посмотришь на Истории Магии? Невилл кивнул. После Истории Магии он вернул ей два списка с обеспокоенным видом. Гермиона внутренне вздохнула. Ну да, она и предполагала, что близнецы обещали одно, а получилось… — Отрава? — Да нет, — протянул Невилл. — Интересные штуки, кстати, я совсем не все понял, никогда не думал, что Мимблетонию можно использовать так! Не, не отрава, только… — Только что? — Только если эти штуки долго использовать, то будет нехорошо. Там, во втором пергаменте — это печенье, да? Я не понял, что оно делает, что-то с улучшением памяти, но долго это пить нельзя. И помногу нельзя. И нужно пить много воды, чтобы вывелось. Гермиона кивнула. — А первый пергамент? Невилл пожал плечами. — Там трава-отмычка. Она — усилитель. Как это… катализатор. Вроде безвредная, но с ней легенды связаны нехорошие. — Легенды? — Ну да. Что, если ее добавить, то зелье можно обратить против его использовавшего. Ну как пикты сварили вересковый мед, им самим ничего не было, а завоеватели про их существование вовсе забыли. Потому что, когда те выпили и спать легли, пикты через траву-отмычку зелье поменяли. Вроде, по учебникам такого быть не может, но… Но надо проверить. Гермиона поблагодарила Невилла и после ужина отправилась в библиотеку. Наверняка, там что-то да есть про эту траву-отмычку… Два часа поисков и углубленного чтения ее успокоили: трава-отмычка была признана совершенно безопасной и входила в рецепты большинства гламур-кремов, кроме совсем уж элитных — про которые никто все равно ничего не знал из-за секретности рецептуры. Наверняка, если бы у травы были такие свойства — если бы она позволяла превратить любой крем в, скажем, яд, — об этом бы знали и ее запретили? Наверняка. «Попробую крем завтра», — решила Гермиона. Утром она встала первой. По звонку подвешенного над головой под пологом кровати будильника. На пологе стояли чары тишины. Компромисс вроде бы устроил остальных слизеринок, по крайней мере будильник больше не разбивали. Вчера Гермиона оставила сумку строго на своей стороне межкроватного пространства, и книги не разбросали тоже. На саму Гермиону по-прежнему не обращали никакого внимания и слов ее не слышали, но и пусть, в конце концов. Пусть. Она унесла крем в ванную. Для начала привела себя в порядок, оделась, расчесалась… — Все еще безнадежно, деточка, — радостно сообщило ей зеркало. И раскрыла банку. Крем пах жасмином и был приятен на ощупь. Даже если он ничего не изменит по большому счету, может, хоть сделает так, чтобы кожа на носу не шелушилась? Гермиона почесала нос, поморщилась — и плюхнула крем на щеку. Размазала. Она читала, крема следовало как-то втирать… В щеки, лоб, нос. И даже по волосам мазнула — ну а вдруг? Прищурилась на зеркало. Не заметила особых изменений и вздохнула. Завернула банку, помыла руки. В дверь уже стучали: — Открывай, наконец, ты там слишком долго торчишь! Тебе все равно не поможет! Надо же, Паркинсон снизошла, чтобы возмутиться и обратиться к ней лично. Вот оно, признание. Гермиона усмехнулась, вынула палочку из-за уха и, прежде чем выйти, кинула последний взгляд на зеркало. На нее смотрела девочка с фарфоровой кожей и с гладкой волной ухоженных каштановых волос. — Вот это другое дело, — сказало зеркало. Гермиона улыбнулась. Открыла дверь и прошла мимо удивленной Паркинсон, как советовали учебники этикета: с прямой спиной, подняв голову и глядя только вперед. — Доброе утро, Панси. Приятного дня. Встретимся за завтраком. Самым сложным было удержаться и не захихикать. Но Гермиона справилась. За день она принесла Слизерину десять баллов. Но самое главное — ей улыбались, перед ней придерживали двери, в коридоре к ней подходили поговорить. И хотя почти сразу же ретировались — о чем, действительно, разговаривать с глупыми мальчишками, — это все равно было приятно. Настолько, что вечером она решилась позаниматься не в библиотеке, а в гостиной факультета. Ее по-прежнему игнорировали. Но не согнали с кресла у камина. Паркинсон, Милисента и кто-то из старших обсуждали бал. Внутрифакультетский, на Хэллоуин. Кого приглашать, кто не заслужил, кто будет отличным кавалером… Гермиона помимо воли прислушивалась, чувствуя себя Золушкой. В волшебной сказке нелюбимая младшая сестра сидит и слушает, как старшие обсуждают способы завлечения принца — то есть Малфоя… Нет уж, такой принц ей не нужен и даром. — Грейнджер, ты подслушиваешь? Одну и ту же страницу читаешь уже две минуты. Гермиона подняла глаза от книги, встретила взгляд Паркинсон и пожала плечами. — Задумалась. — Ну да, ну да. В общем, Грейнджер. Если будешь выглядеть как сейчас, можешь прийти на бал. Посмотришь, как нормальные люди веселятся. — Я подумаю, Паркинсон, — ответила Гермиона. — Но ничего не обещаю. И внутренне улыбнулась. Рон Рон честно старался пользоваться «конфетками» раз в день. Перед Трансфигурацией и Чарами. Близнецы отловили их с Гарри в коридоре через две недели после начала занятий и страшными голосами заставили пообещать никогда-никогда не пить «конфетки» перед Зельями. — Ты же не хочешь проснуться устрицей, Ронни, правда? Ты, может, и не поймешь разницы, но мама расстроится! — Ты же не хочешь расстроить маму? Рон не хотел. Но все больше жалел, что эффекта не хватало на целый день. Ладно — Зелья… Но шахматы. Какими будут шахматы? Все остальное оказывалось сложнее и красивей, и он понимал те же Чары гораздо лучше — потому что мог наконец-то удержать в голове и движение, и звук заклинания, и желаемый результат, и то ощущение от заклятия, которого следовало добиться, чтобы получилось. Мир ощутимо раздвигался, и это походило на скоростной штопор. И страшно, и восторг. А еще ему хотелось красиво выиграть. Хэллоуин приближался, на занятия, даже с «конфетками», уходило слишком много времени. Он совсем не успевал повторять еще и шахматы. И хотя он все еще не проиграл ни разу, но… Но он смог бы выиграть гораздо больше матчей! Он был всего лишь пятый! Пятый! И хотя разрыв был ничтожен, но… Надо было выигрывать. — У тебя еще четыре матча, — сказал Гарри, когда до Хэллоуина осталось две недели. — Если ты их выиграешь, то точно пройдешь. — Будто я сам не знаю, — буркнул Рон. Хмуро посмотрел на учебник Трансфигурации. Ожидалась контрольная. Ожидалось, что он сделает ее на отлично. — Слушай, мы страшно теряем время. Сидим тут, зубрим… Хотя могли бы — раз, и запомнить! — Они же сказали — раз в день, — с сомнением протянул Гарри. — Да они перестраховываются. — И Гермиона рассказывала про ингредиенты, помнишь? Гермиона, с которой они три раза в неделю пересекались в библиотеке, устроила им настоящий доклад о возможных последствиях злоупотребления «конфетками». — Так мы же не пять раз в день и не подряд! Только сегодня! Ты представляешь, сколько мы времени выиграем? Гарри подумал и кивнул. — Только сегодня. Мне тоже страшно надоело это все зубрить. Рон улыбнулся и полез за «конфетками». Ему тоже надоело зубрить. И у него наконец-то будет время позаниматься шахматами. Причем — под эффектом! Он еле дотерпел до вечера, и, как только они вернулись в гостиную, схватил доску, книгу этюдов и пошел за столик в углу. Обычно, когда было время заниматься, он сидел там. И его никто не беспокоил. Это было правилом Рейвенкло: если человек занят делом, не мешай ему. Правило Рону скорее нравилось, дома было совсем не так. Шахматы оказались… как глубокий колодец. Падаешь в него, а внутри звезды. И если задохнешься — неважно. Потому что — звезды. — Мистер Уизли. Мистер Уизли! — А? — он с большим трудом оторвался от этюда и с раздражением посмотрел на Пенелопу. — Я занимаюсь! — Два часа ночи, мистер Уизли. Идите спать. Рон с сожалением посмотрел на почти решенный этюд. — Оставьте доску здесь, — сказала Пенелопа. — Ее никто не тронет. И… вы молодец, мистер Уизли. Становитесь настоящим вороном. — Да ладно, — пробурчал Рон. Но не мог не признаться самому себе, что слышать это было очень приятно. Эффект он увидел сразу же: следующий матч он выиграл с блеском. Хоть и не под эффектом «конфеток», но знания, видение, ощущение сути игры — остались. Только поблекли. Стерлись. И с каждым днем стирались все больше. Спустя три дня, накануне второго матча, смотря на гору учебников, Рон вздохнул. Гарри вздохнул в унисон. — Ну, мы же осторожно, — сказал Рон. Гарри протянул ему ладонь. — Давай. Ты знаешь, как здорово под ними летать? Кажется, что летаешь сам, без метлы. Все потоки чувствуешь! — Я бы тебе рассказал, как шахматы выглядят, — сказал Рон. — Это вообще… Так бы там и жил. Не вылезал. — Это точно… Никаких особенных последствий нарушения дозы Рон не заметил. Ну — голова стала побаливать. Так немудрено: он никогда столько не читал. И учебников, и дополнительной литературы — а что делать? Ответить на загадки их факультетской двери ни он, ни Гарри не могли до сих пор, и это с каждым днем становилось все унизительнее… Последний матч тура состоялся накануне Хэллоуина. И вечером предыдущего дня к Рону за столик подсел Роджер. — Хорошо играешь, Уизли. — Спасибо, — ответил Рон, не отрываясь от этюда. Варианты ходов роились у него в голове, выстраиваясь в схемы — как созвездия. Если бы созвездия постоянно переставлялись… — Ты слишком хорошо играешь, Уизли, — продолжил Роджер. — Слишком быстро поднял уровень. — Чего тебе надо, Роджер? — Я за тобой слежу, Уизли. И не потерплю читерства. Ты меня понял? — Не дурак. — Ты думаешь, я — читер? — позже спросил Рон у Гарри, сидя на кровати, под звуконепроницаемым пологом. — Почему? — удивился Гарри. — Ты же не с «конфеткой» играешь! Какая разница, как учить. — Вот и я так думаю… — Да даже если и с «конфеткой». Она же не думает за тебя! — Угу... Я вот сейчас под эффектом. Интересно, что приснится? Приснилась какая-то темная муть. Вода. Колодец. Ничего интересного. В день перед решающим матчем Рон съел еще две «конфетки». Одну за завтраком, чтобы день прошел удачно, и одну за обедом, чтобы успеть еще позаниматься. Эффект как раз должен был уйти за полчаса до матча. Он колебался, не сдвинуть ли прием второй — ну рассосется посреди матча, а не за полчаса до. Какая разница, в самом деле, ему же действительно никто не помогает думать! Но в последний момент решил — нет. Он не читер. Он станет играть сам. Хотя проиграть и было страшно. Посмотреть на последний матч первого курса собрался почти весь Рейвенкло — как собирался на все решающие матчи. Здесь поддерживали всех — ради самого духа игры. Рону это нравилось. — Боишься, Уизли? — спросил Энтони Голдстейн. Лучший игрок их года. — Не-а, — ответил Рон. У него немного кружилась голова. От волнения. — А ты? Боишься? Энтони фыркнул. Матч, как Рон и предполагал, оказался сложным — и паникующие фигуры ему не помогали. Даже обидно было, что фигуры столь низкого о нем мнения… Рон пытался пробиться в ощущение от этюдов, то чувство после «конфетки», полета, падения, бесконечности звездного неба. Это ведь — его ощущение. «Конфетка» же ни при чем! С ней просто легче, и все… И таки пробился. К середине матча он перестал видеть фигуры, исчез противник. Остались только схемы. Только комбинации. Только… Только… — Мат, — сказал Рон. Улыбнулся. Ощутил огромное облегчение. И темная вода звездного колодца сомкнулась над его головой. Он только успел смутно удивиться, что, кажется, падает. Гермиона Перед праздничным ужином на Хэллоуин Гермиона решила зайти в библиотеку отдать книги. И еще раз проглядеть справочник по этикету. Невилл увязался с ней. На слизеринский бал его пригласили тоже, и, листая справочник, они договорились, что пойдут вместе. — Так нам не придется подпирать стену, — сказал Невилл, когда их вытолкали из рано закрывавшейся библиотеки. — Я, конечно, плохо танцую… — Ничего, — отмахнулась Гермиона. — Вряд ли от нас будут ждать вальса. — Вальс-то я умею, — Невилл пожал плечами. — Это не страшно. А вот фокстрот… — Его от нас точно никто ждать не будет. — Гермиона сделала мысленную пометку точно узнать, что же это за танец такой — «фокстрот». Она, услышав это слово, всегда представляла бегающую кругами лису. — Зайдем проведать Рона? Ответить Невилл не успел. Они завернули за угол и наткнулись на Панси и Милисенту. С палочками в боевой позиции. Палочка Панси смотрела в лоб Гермионе. — Вот ты где. Расслабилась, грязнокровка? — В чем дело, Паркинсон? — спросила Гермиона своим самым спокойным и выдержанным голосом. — Она еще спрашивает! — воскликнула Паркинсон. — Ты возомнила, что сможешь стать нам своей! — Э… — сказал Невилл неуверенно. — Слушайте, так нельзя. Вы что?.. — Петрификус Тоталус, — лениво произнесла Милисента. Палочка Паркинсон даже не шелохнулась. — Не вмешивайся в серьезные дела. Гермиона закусила губу. Ее палочка лежала в кармане. Как бы ее незаметно вытащить… Говорил же профессор Снейп о ручных ножнах, и почему она не послушала? — Ты не шевелись, Грейнджер, — сказала Паркинсон. — Мы тебя немного разыграли, с балом и прочим, а ты так красиво повелась! Сразу поверила. Какое тебе еще доказательство, что ты не наша и нашей никогда не будешь? Даже гламурным кремом намазалась. Дешевкой, разумеется. — И мы этого, конечно же, ожидали, — расплылась в улыбке Милисента. — Так что ты молодец, сама себе приготовила домашнее задание! Ты ведь любишь домашнее задание? — У тебя, грязнокровка, друзей быть не может… — Это у тебя, Паркинсон, их быть не может! — вскинулась Гермиона. А за нее вступился Невилл. И пусть ничем не помог, все равно… — Силенцио. Ну вот видишь, ты никак не можешь быть нашей: нарвалась. Теперь стой смирно, и сейчас мы тебя просветим очень подробно!.. Какую гадость начала колдовать Паркинсон, Гермиону уже не волновало. Она закусила губу — ну не убьют же они ее! — и кинулась прямо на Паркинсон и ее палочку, выставив вперед локоть. Панси не успела среагировать и, едва не выпустив палочку, шлепнулась на спину, Гермиона свалилась ей на живот. Кажется, ей все же досталось заклятием Паркинсон, и через минуту ее угостили Петрификусом, но один удар правой она сделать успела. У Паркинсон будет великолепный синяк. — Да ты помешанная, — прошипела Паркинсон. — Безумная, бешеная дура. Гермиона лежала лицом в пол, не могла пошевелиться и ругала себя за импульсивность. Не бить правой надо было, а выхватить палочку и окаменеть обеих. И правда, дура. — Если от тебя не стошнит хотя бы трех человек — заклятие снимется, — продолжила Паркинсон. — Но где ж ты таких найдешь. Пошли, Милли. Не хватало еще из-за этой дуры опоздать на праздничный ужин. Заклятие? Какое еще заклятие? Шаги удалялись, потом — пауза. Голос Паркинсон произнес: — Фините Инкантатем. И все стихло. Гермиона осторожно села. Рука ныла, и Гермиона потрясла кистью в воздухе прежде чем взять палочку. Странно, что Паркинсон сняла Петрификус. Зачем? Рядом зашевелился Невилл. — С тобой все в порядке? — Гермиона повернулась к нему. Невилл потряс головой. — Чувствую себя полным… — он поднял лицо, кинул на Гермиону один взгляд и позеленел. Зажал рот рукой. — И-извини… «Если от тебя не стошнит…» — Мне нужно зеркало! — Гермиона вскочила на ноги. Подняла взгляд на портрет женщины в палевом розовом платье за туалетным столиком. — Мне очень нужно зеркало, пожалуйста! Женщина скривилась от ее вида, но кивнула, вытащила из ящика ручное овальное зеркало на длинной ручке и повернула его к Гермионе. Из нарисованного зеркала на нее смотрела нарисованная она: с выцветшими, в белесых пятнах волосами и с лицом в струпьях. «Трава-отмычка, — почти спокойно подумала Гермиона. — вот чем Паркинсон воспользовалась. Значит — не просто легенда. Нужно записать». Нужно… вести дневник наблюдений. Да. Наверняка. Гермиона всхлипнула и бросилась прочь, зажав рыдание в горле. Было в замке одно место, куда точно никто не сунется. И поплакать будет с кем: призрак Миртл всегда рад поддержать. А потом Гермиона пойдет к директору, потому что такое спускать нельзя. И директор что-нибудь придумает. Наверное. Рон Когда Рон пришел в себя, то было уже завтра, а у его постели сидел бледный в желтизну Гарри. — Мадам Помфри и меня противоядием напоила, — сказал тот после приветствий, уточнения даты и сожалений о пропускаемом обжиралове. — Три дня подряд его нужно пить. Ну и гадость. — Вот я встану, — сказал Рон, садясь, — и таки прибью Фреда с Джорджем. — Они заходили. Решили ничего тебе не оставлять. Настаивали, что предупреждали. Но все равно сильно извиняются. Я… — Гарри помялся, — я не признался, откуда у нас «конфетки», но профессор Флитвик сам догадался. — Он что-нибудь сказал? Гарри помотал головой. И открыл было рот, но тут дверь палаты распахнулась и внутрь прошествовал Роджер, с лабораторным журналом Рона в руке. — Эй, это мое! — воскликнул Рон. — А, так ты в сознании. Прекрасно. Доношу до твоего сведения, что все твои результаты в турнире аннулированы. И тебе будет запрещено… — Почему это аннулированы?! — вскричал Рон. — Потому что допинг запрещен, Уизли, — процедил Роджер и бросил в Рона конвертом. — Вот тебе официальное… — Но я никогда не играл под «конфетками», вообще никогда! — У тебя нет никакого таланта! — прошипел Роджер. — Это все — заемное. От тех «конфеток». Сейчас ты ничего, совершенно ничего из себя, как игрок, не представляешь! — Это… Роджер не дослушал его, кинул Ронов журнал на кровать, развернулся и вышел вон, хлопнув дверью. — …несправедливо, — договорил Рон потерянно. Уставился на журнал. Он записывал туда все — включая ощущения от шахмат. Но от этюдов же! Ведь… — Он не заемный, мой талант. Он настоящий… — Слушай, — сказал Гарри решительно, — нужно сделать проверочный матч! Как дуэль. Давай поговорим с Флитвиком. Ты побьешь Роджера, и все уверятся, что ты умеешь играть. — Он откажется, — мрачно ответил Рон. — Зачем ему давать мне второй шанс? — Тогда… — Гарри потер шрам. — О! А никто из профессоров не играет? — Макгонагалл. Ты думаешь, она согласится? — Обязательно, — убежденно сказал Гарри. — Если мы выйдем на центр Большого Зала и потребуем справедливости перед всеми. Рон представил это, кивнул и, улыбаясь, полез из кровати. Им повезло, мадам Помфри занималась переевшим гриффиндорцем, и Рон сумел, хоронясь за ширмами, выбраться из палаты. Гарри отдал ему свою мантию, и они побежали к Большому Залу. Только чтобы услышать крик «Помогите!» из давно закрытого женского туалета. Гермиона Рыдать Гермионе надоело довольно быстро. Ей все еще было себя очень жалко — но когда упоенно и с полной самоотдачей жалеешь себя около получаса, то жалость выдыхается. Теряет остроту. И Невилл мешал. — Герм, — говорил он через дверь, — перестань. Я это от неожиданности. Выйди, все будет нормально! Ну, выходи, давай подумаем, что будем делать! И Гермиона сдалась. — Ну как, что, — начала она, открыв дверь, — надо придумать план мести!.. Там тролль. — Какой тролль? Ты про Паркинсон? — Невилл, увидев ее лицо, сбледнул, но не двинулся с места. — Я про тролля, который стоит сзади тебя, — прошептала Гермиона, пятясь. — И он смотрит на нас! Невилл обернулся — и в этот момент тролль решил, что их них двоих получится отличный ужин. Гермиона завопила что-то, подняв палочку — не заклинание, скорее «помогите!», хотя она не могла сказать точно — и направила палочку на себя. Любой гламур можно было усилить. Кратковременно. И вот это заклинание за стеллажами у нее получалось прекрасно. А если можно усилить гламур — то и его противоположность тоже, верно ведь? В идеале тролль кинется от нее бежать, а не в идеале, может быть, замрет и даст Невиллу ударить себя… чем-нибудь. Тролль, завидев ее, отступил на шаг. Потряс головой. Ага — работает! Разбитая дверь туалетной кабинки пронеслась мимо Гермионы и врезалась прямо в троллью морду. Невилл сжимал палочку до белых костяшек. Его колотило — но рука с палочкой не тряслась ничуть. Он успел приложить тролля трижды, и даже попасть по руке, державшей дубину. Тролль взвыл, выронил дубину, но тут дверь рассыпалась. Тролль, мотая головой, отступил и наклонился поднять оружие. Гермиона навела на него палочку, не зная до конца, что делать. При виде тролля все ее мысли сбежали, и в голове теперь было пусто. Что она знает? Что она знает так хорошо, что оно получается само? — Вингардиум Левиоса! — прокричал знакомый голос с конца коридора. Там стояли Рон и Гарри. Дубина взмыла вверх, увернувшись от пальцев тролля, и грохнулась ему на голову. Тролль замер. И рухнул. — Мы его убили? — спросил Гарри, опасливо приблизившись. — Предлагаю не выяснять этого и смыться отсюда, — ответила Гермиона и спохватилась: — А почему вам не… тошно на меня смотреть? — А что — надо? — удивился Рон. «Если от тебя не стошнит трех человек…» Гермиона фыркнула. То-то Паркинсон удивится. — Да нет… — она опустила глаза. — Рон, ты что — босиком? — Я, — гордо ответил Рон, — вообще почти голышом! Ты представляешь, голышом сражался с троллем! — Это долгая история, — сказал Гарри. — Но я ее сейчас расскажу. И рассказал. Продолжение в комментариях

@темы: любимые фанфики

---

13.08.2014 в 23:08

Пишет  fandom Harry Potter 2014:

fandom Harry Potter 2014: Level 2, миди 3 - "Кто вы, мадам Багнолд?" (джен)

Название: Кто вы, мадам Багнолд? Все, что вырезала цензура Автор: fandom Harry Potter 2014 Бета: fandom Harry Potter 2014 Размер: миди, 5296 слов Пейринг/Персонажи: Миллисента Багнолд и весь магический мир до 1981 года Категория: джен Жанр: мемуары, воспоминания Рейтинг: G Краткое содержание: Редактор «Пророка» Барнабас Кафф печатает отрывки биографии Миллисенты Багнолд. Дисклеймер: все права на мир и персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг Примечание/Предупреждения: АУ и ООС сведены до минимума, но все же присутствуют. Для голосования: #. fandom Harry Potter 2014 - "Кто вы, мадам Багнолд? Все, что вырезала цензура" Предисловие автора С 1981 года, когда исчез Сами-Знаете-Кто, в стране самым популярным человеком после Гарри Поттера стала министр магии Миллисента Багнолд. Этой женщине удалось сделать невозможное: под ее руководством впервые за несколько десятилетий был преодолен дефицит бюджета, аврорат наконец начал работать в нормальном режиме, а террористические организации исчезли — и даже вспоминать о причастности к их деятельности стало в высшей степени неприличным и неосмотрительным. В 1985 году во время новогодних праздников (у министра выдалось несколько свободных дней) я взял ряд интервью у этой выдающейся женщины. Они имели огромный успех у публики. Однако тогда несколько эпизодов не были опубликованы: моя собеседница попросила меня не выносить на всеобщее обсуждение некоторые моменты, которые, как она сказала со всей присущей ей тактичностью, могут принести кому-то боль. Все мы сожалеем, что мадам Багнолд прожила так немного. Она была умной, решительной и очень обаятельной. Вернувшись на прошлой неделе с ее похорон, я в слезах перечитывал записи наших бесед и тогда же решил, что лучшей памятью о ней будет опубликовать их полностью. Наверняка читателям интересно узнать об истинной причине ухода Нобби Лича с поста министра, о масштабах эпидемии, прокатившейся в 70-х, а также прочесть полный список чистокровных семейств, оглашенный самой мадам министром. Список публикуется впервые. В следующем году я перевыпущу биографию Миллисенты Багнолд, и в новое издание будут включены ранее вырезанные эпизоды. Барнабас Кафф, редактор «Ежедневного пророка» 21 декабря 1993 года. Отставка Нобби Лича …В конце 60-х в стране сложилась предгрозовая обстановка. Однако в чем был корень общего беспокойства — этого мы тогда понять не могли. Абсурд положения нашего правительства в те дни лучше прочего характеризовал уход министра со своего поста по причине настолько нелепой, что ее неудобно было произнести вслух. Достаточных оснований требовать отставки Нобби Лича ни у кого не было, хотя многие желали сместить его, пусть и по разным причинам. Нобби Лич был достойный, очень почтенный маг, не любивший делать хоть сколько-нибудь резкие шаги. Политическая же обстановка того времени становилась все более напряженной. Лич этого замечать не хотел и все доклады от глав отделов министерства, в которых было хоть слово о предметах, для него неприятных, попросту не читал, а растапливал ими камин. При этом он довольно жестко придерживался консервативной политики — консервативной в том смысле, что категорически не желал менять хоть что-то в существующем политическом устройстве. Как прогрессивно мыслящие маги, так и радикально настроенные сторонники чистоты крови ждали выборов, чтобы сместить его, но получилось иначе. Взрыв недовольства у чистокровных, добившихся в конце концов его отставки, вызвала его странная сердечная привязанность. Сердечные дела не должны быть предметом обсуждения публики, но в случае Лича слухи становились все более и более скандальными, вплоть до того, что он якобы хотел жениться не то на троллихе, не то на великанше. В действительности же вышло вот что. В поездке по стране осенью 1968 года один из гиппогрифов, впряженных в повозку министра, повредил крыло, направление полета сбилось, коляска опрокинулась и упала в болота Хэмпстершира. Выбирался Нобби оттуда с большими приключениями: отряд авроров и сотрудники отдела магических происшествий искали его пять часов. Он же все это время, как оказалось, был не один: уверял всех, что нашел зачарованную красавицу, которая и помогла ему избежать гибели в трясине. Расставаться со своей спутницей он не пожелал и приказал отвезти обоих в его поместье. Ни о какой красоте его спутницы речи и быть не могло. Она была ужасна лицом, руки ее покрывали неприятного вида коросты, волосы были бесцветными и настолько редкими, что впору было говорить об облысении. Вдобавок ко всему, бедняжка была нема. Лич, однако, всех уверял, что они просто не видят ее настоящей внешности и ухаживал за ней с церемониями, которыми осталась бы довольна и китайская принцесса. Чести ради надо признать, что нечто удивительное в болотной девице все же было. Во всяком случае, она принимала его реверансы как должное, довольно прямо держала спину и обладала легкой походкой, какую наши девушки приобретают в Шармбатоне исключительно ценой многочасовых тренировок. Итак, девушка эта, даже имени которой никто не знал, жила в его особняке. Лич покупал для нее наряды за сумасшедшие деньги. Модистка, которая взялась за необычный заказ, получила очень крупное вознаграждение, но впоследствии разорилась: никто из чистокровных ведьм не желал более прибегнуть к ее услугам, опасаясь, что она на кончиках пальцев может принести какую-нибудь заразу. Из-за этого она стала злоупотреблять успокоительными настоями на основе крепких напитков и закончила свою жизнь крайне печальным образом. Лич между тем все больше и больше внимания уделял своей находке и все меньше — государственным делам. В один день, а именно 14 октября 1968 года, меня вызвали на срочное заседание Визенгамота, где обсуждали психическое здоровье Лича. Большинством голосов было принято решение отстранить его от должности. Когда об этом сообщили самому Личу, он как будто даже не расстроился. Между тем история с его болотной девушкой имела продолжение. Судя по всему, она была довольно сильной ведьмой, которая когда-то переоценила свои силы и не смогла справиться с заклинанием из списка запрещенных министерством. Оно-то и выбросило ее на болото, лишив приятной внешности и голоса. Каким-то образом Личу удалось развеять чары, — она заговорила, лицо снова сделалось приятным, а волосы густыми. Я ее не видела и могу судить лишь на основании чужих рассказов. Итак, красавица вернулась к прежнему образу, но, расколдовав ее, Лич не стал счастлив: она сбежала от него однажды ночью, не взяв даже подаренных платьев. Все-таки он был слишком стар. Потеря любимой больно ударила по Личу. В течение следующего года он почти не покидал своего дома, все ждал ее возвращения и перебирал подаренные ей шелка и драгоценности. Так и умер. Ходили упорные слухи, будто ко всему, что произошло с Личем, приложил руку Абраксас Малфой, но сложно себе представить, чтобы он пошел на такую сложную комбинацию. Разумеется, во все времена интриганы прибегали к помощи смазливых женщин, которые выводили из строя соперников, но рассчитывать на то, что сердце мужчины завоюет дама, пораженная проклятьем, — для Малфоя было бы верхом наивности. Скорее он мог бы подстроить катастрофу и подрезать крыло лошади, но ввязать в свои авантюры некрасивую ведьму — никогда. Впрочем, сам Абраксас эти слухи вполне поддерживал, возможно, даже сам распускал, пытаясь подчеркнуть свое могущество и степень влияния на государственные дела. Экономико-политические разногласия С уходом в отставку Нобби Лича политическая ситуация ничуть не стабилизовалась, даже напротив — нас ждало двенадцать лет полного разброда. Двенадцать лет подряд министерство не могло выработать хоть сколько-нибудь серьезной стратегии развития, зато за это время набрали силу крайне правые, которые вели активную пропаганду своих взглядов. В те годы богатые чистокровные маги добивались от министерства все больших льгот для себя, требуя сильнее нажимать на маггловское правительство, чтобы оно поставляло продукцию в магическую Британию в больших количествах и на более выгодных условиях. Так стали совпадать интересы негодяев, скрывающихся в подполье, и респектабельных магов: те и другие желали больше прав и больше благ для себя и были недовольны тем, что магглы становились состоятельнее и свободнее магов. Итак, чистокровные требовали золота. Наша элита вообще отличается неумеренной алчностью, и многие просто не понимают систему маггловского денежного обращения. Раз магглы пользуются преимущественно бумажными банкнотами, рассуждают они, почему бы не выкачать из их карманов все золото? Ведь оно им, по сути, не нужно! Трудно поверить, но эти вещи, такие очевидные, ускользают от понимания многих, казалось бы, неглупых людей. Они рассуждают так: раз уж маги идут на помощь магглам, оказывая поддержку в некоторых международных переговорах, в деле поддержания порядка на подземных, морских и воздушных трассах, работают инкогнито чиновниками у магглов — то пусть за это платят больше; а поставки тканей, зерна, овощей при этом должны увеличиваться. Причем нам продукция должна идти по более низкой цене. Такова была точка зрения тогдашних толстосумов, впрочем, не особенно она изменилась и сейчас. Чтобы понять вообще функционирование нашей экономики, следует точно помнить несколько вещей. Во-первых, весь магический мир, по сути, ничего не производит. Не берем сейчас во внимание изготовление артефактов, тех же палочек, гоблинского литья — на продаже одних только палочек нельзя прожить, артефакты тоже вещи штучные, а гоблинское искусство принадлежит самим гоблинам и никакой пользы в материальном смысле для нас не имеет. Между тем, всем нам необходимо что-то есть, одеваться в хорошую одежду, носить пристойную обувь. Нужна бумага, чтобы печатать книги, краска, чтобы красить дома и многое, многое другое. Ничего из этого, за редчайшим исключением, маги не производят. Все вышеперечисленное мы получаем по договору с маггловским правительством по цене несколько меньшей, чем этот товар продается самим магглам. Эти скидки и уступки делаются нам: во-первых, по традиции; во-вторых, при перезаключениях договора (а договор пересматривается каждые два года в соответствии с ростом цен, урожайностью, политическим спокойствием) — министр магии обычно использует все возможности, чтобы сделать свою работу побыстрее, не дожидаясь неудобных вопросов; в-третьих, некоторые важные услуги маггловскому правительству мы все-таки оказываем. Однако эти услуги не настолько велики, чтобы оно охотно шло нам навстречу, увеличивая продажи товаров первой необходимости по сниженным ценам. Наши же аристократы, в чьих руках в основном сосредоточена вся торговля внутри магического сообщества, желают больше денег, то есть больше товара, больше оборота. Многие из них забывают, что министерству магии платить за их амбиции, в сущности, нечем. Они воображают — по крайней мере, в конце шестидесятых это было именно так, — что надо просто сильнее давить на премьер-министра, возможно, даже идти на шантаж, чтобы получить все необходимое. Что же касается сторонников известного лица, которое мы не называем, то они и вовсе считают, что проблемы с магглами надо решать насильственным способом. Просто ставить жесткие условия и карать магглов за непослушание всеми способами, какие знает магия. В общем и целом, напряжение всех этих лет объясняется, как я уже сказала, очевидным разрывом в благосостоянии магов и магглов (последние стали жить гораздо обеспеченнее, хотя столетиями было наоборот), а также тем обстоятельством, что у нас нашлись люди, которые имели опасные, но привлекательные идеи и распространяли их чрезвычайно настойчиво. Политический разлад Весь следующий год после отставки Лича наше общество было подобно кораблю без руля и ветрил: для новых выборов министра Визенгамот собирался несколько раз — и ни разу дело не было доведено до конца, заканчиваясь скандалом и взаимными обидами. Иногда во время заседания Визенгамота становилось совершенно ясно, что разыгрывается спектакль, продуманный незримым режиссером. Когда почтенный колдун начинал говорить о маггловской валюте, которую не держал в руках, ничего не оставалось, кроме как спросить, кто из влиятельных аристократов написал для него речь. Чаще других подобные вежливые, но крайне неудобные для отвечавшего вопросы задавал Альбус Дамлбдор. Думаю, надо сказать несколько слов об этом человеке, с которым мне довелось вместе работать и с которым мы часто расходились во мнениях. Его острый ум и энергичность делали его сильным, заметным политиком. Однако же излишняя склонность к самостоятельности, нежелание быть более открытым и явные закулисные действия и переговоры очень портили его отношения с коллегами. В этом смысле он принес министерству гораздо больше вреда, чем пользы. Так, фактически скрывшись за хогвартскими стенами, он отошел от решения реальных проблем. При этом вечные намеки на то, что мы все чего-то недопонимаем, не могли не сердить его коллег по Визенгамоту; когда же его просили стать министром магии, взять в руки бразды правления и вывести нас из состояния общей нестабильности, он отказывался без всяких объяснений. Эта излишняя критичность и вместе с тем нежелание предпринимать конкретные шаги и выходить на широкую арену создало ему немало врагов. В конце концов, людей, нацелившихся на роль закулисных кукловодов, у нас и так всегда хватало. Но вернемся к выборам министра в тот злосчастный 1969 год. К лету мы договорились до того, что начали обвинять друг друга в недостаточной добропорядочности и честности. Однажды даже возникло предложение всем выпить зелья искренности, прежде чем начинать разговор о государственных делах. Не помню, кто высказал эту идею, но всерьез ее не приняли. Хотя без последствий не обошлось. Когда в конце августа (кажется, это было 29-е, третий день подряд шел ужасный ливень) мы снова собрались, в центре залы заседаний обнаружилась коробка с надписью: «Самому честному из чародеев». Многие стали просить, чтобы вызвали авроров и коробку унесли, но Альбус Дамблдор, всегда склонный к экспериментам, в том числе неосторожным, просто молча открыл ее. Тут же распространился сильный дым, все закашлялись. Когда же он рассеялся, мы не узнали друг друга. Я никогда не забуду этого ужасного ощущения дурного сна, когда узнавать своих коллег приходилось по их мантиям и палочкам. Тогда же я не могла не обратить внимания на то, как изменился сам Дамблдор: на месте немолодого человека с аккуратной, вычурно заплетенной бородой внезапно оказался юноша с очень печальным лицом, изрезанным морщинами, словно он переживал какое-то ужасное горе и только усилием воли держал себя в руках. Некоторые другие мои коллеги изменились в куда худшую сторону. Кое-кто, не буду называть здесь имен, стал похож на полуидиота с открытым ртом, полным слюней. А кто-то — на курицу, ужасно гордую снесенным яйцом. Никаких перемен не наблюдалось, пожалуй, только у Амелии Боунс. Сама Амелия ужасно смеялась над всем произошедшим, что дало некоторым повод думать, будто она знала контрзаклятие или имела при себе противоядие; что же до меня, то я только уверилась в ее прекрасных качествах и в будущем во всем полагалась на ее мнение, и сейчас могу сказать, что Амелия одна из самых знающих, грамотных и сильных ведьм в департаменте права и вообще в министерстве. Конечно, выборы министра в конце концов состоялись, но время было потеряно безвозвратно, и что особенно обидно — ушло оно на вот такие глупые выходки, как распространение дыма истины. Заседание тогда было сорвано, и многих магов после пришлось долго уговаривать, чтобы они не пропускали следующие собрания. Эпидемия Эпидемии, начавшиеся в конце 70-х и причинившие нам столько горя, вызваны были неразумным и недостойным поведением некоторой группы магов. Как известно, одним из развлечений нашей аристократии, а вслед за ней нуворишей, всегда была охота. Министерство никогда не поощряло убийство волшебных тварей ради забавы, но все разбирательства подобных инцидентов заканчивались одинаково: бездельников оправдывали как не рассчитавших силы при самозащите. Особенно страдали от развлечений «золотой молодежи» оборотни, но за них по понятным причинам никто не вступался. Прекратилось истребление после того, как один оборотень, которого окружили загонщики, сам напал на них и погнал прочь. Случай этот имел большую огласку, потому что двоих он вроде бы покалечил. Слух об оборотне дошел до ушей того, кого называть не принято, и он стал этому чудовищу — Фенриру Грейбеку — покровительствовать. Грейбек после этого начал действовать особенно нагло. Аврорат держит его в первой десятке преступников, но удача и наглость оборотня так велики, что взять его до сих пор не удается. Итак, покровитель Грейбека внезапно стал патроном вообще всех оборотней, и их стали опасаться трогать. Но совсем отказаться от охоты знать не пожелала. И тогда десятки егерей начали путешествовать по горам, разыскивая поселения великанов и давая знать о них охотникам. Убивать великанов занятие куда более опасное ввиду их силы — ведь оборотни опасны только при полной луне, а великаны в любое время, — но охотников ничто не останавливало. Единственным человеком, громко порицавшим такие развлечения, был Альбус Дамблдор. Остальные считали, что им и без того хватает забот, чтобы думать еще и о волшебных тварях. Альбус вступался как за оборотней, так и за великанов, и даже добился некоторых успехов, например, провел в Визенгамоте закон, защищающий права магических существ. Но конец варварству положил вовсе не Дамблдор. Произошло следующее. Шум в горах во время охоты потревожил каменных духов. Существа это темные, можно сказать, полумифические, до сих пор мало изученные; и вот один такой дух был дружен с великаном, таким старым, что вместо кожи у него был мох. Когда старика забили до смерти, дух страшно разгневался и проклял страшным проклятьем всех старейшин среди магов. Об этом рассказали перепуганные охотники, когда вернулись домой. В обществе их подняли на смех: спрашивали, чем разговаривает каменный дух и кого из Мафусаилов среди магов ждет могила. В предположениях, кто первым покинет мир, молодежь изощрялась как могла. До моего слуха доходили весьма скандальные эпиграммы. Одну из самых безобидных могу привести дословно: Охотники допились до горячки, Их даже камень проклял что есть сил. Держитесь, маги! Жуткие болячки Ждут утром всех, кто недоперепил! Нецензурных версий тоже хватало. Кто-то из салонных бездельников прислал это на одно из заседаний Визенгамота с издевательской просьбой обратить внимание на брожения умов в обществе: Есть слух, охотники однажды перебрали И с горным духом вдруг столкнулись лбами; Но видимо не лоб то был, а жопа… И на охотников теперь идет охота! Особый цинизм стишка можно понять, если сказать, что Визенгамот в тот день как раз рассматривал несколько жестоких убийств, после которых в воздухе оставалась зеленоватая мерцающая Метка. То заседание оставило о себе долгую память. На него явился Аластор Грюм, сбежав из Мунго, где ему подобрали костыль — в один из рейдов Грюм попал под заклятие мясорубки и чудом уцелел, но потерял ногу. Аластор обругал нас слепцами и потребовал самым решительным образом бороться с приспешниками Сами-Знаете-Кого. «Надо остановить этих мерзавцев! — кричал Грюм. — И лучше, если министерство наконец возьмет на себя труд обеспечивать порядок! Дайте санкции на обыски и задержания без бумажной волокиты!» Он перечислил дома, в которых, по его представлениям, следовало провести обыск. Почти все члены Визенгамота пришли в ужас, потому что прозвучали самые благородные фамилии. Разумеется, никто бы на такое не пошел, тогда мы еще придерживались мнения, что действующих нормативных документов достаточно для обеспечения закона и порядка. А вскоре наше внимание и вовсе полностью переключилось на странные эпидемии, прокатившиеся по стране. Проклятье мифического духа стало сбываться. Парадоксально, что одной из первых жертв стал Кантанкерус Нотт, который, по слухам, был составителем скандально известного «Справочника чистокровных волшебников». Он умер от несварения желудка. Простейшее недомогание, которое должно было пройти от пары зелий, победило знатного колдуна. Когда его хоронили, то не смогли подобрать одежды по размеру: он исхудал втрое и чудовищно сгорбился, чтобы положить его в гроб пристойным образом, использовали специальные чары. Следующим стал ни кто иной, как Абраксас Малфой — сгорел в три дня от драконьей оспы, детского заболевания. И даже тогда находились острословы, которые писали памфлеты. Кстати, смерть Абраксаса некоторые считали косвенным доказательством того, что его сын Люциус принимал участие в той охоте. Бросим жребий, господа, умирать кому пора — Очевидцы утверждают, камень проклял нас вчера! И теперь могила ждет тех, кто дольше всех живет! Подмахните завещанье мне на всякий случай, лорд! Поначалу это еще казалось совпадением, но в день похорон Абраксаса не стало целителя Белби, который много лет руководил больницей святого Мунго. Следом ушел Джордж Пиппин, торговавший зельями в Косом переулке. В те дни я больше всего времени проводила в больнице, где когда-то работала после окончания Хогвартса. Там меня помнили и любили сотрудники: после внезапной смерти Белби все были в большой растерянности, надо было срочно искать замену заведующему и приспособить больницу под больший поток пациентов. Заменил Белби его сын, Дамокл, который несколько лет спустя был удостоен ордена Мерлина за разработку антиликантропного зелья. В те трудные месяцы он прекрасно справлялся со своей работой, не поддавался панике и оказывал всякую поддержку как больным, так и персоналу. Кажется, он даже не выходил из больницы, там же и ночевал. В течение нескольких недель скоропостижно умерли Бартемиус Хиггс, глава департамента по связям с гоблинами, и Юниус Август, который как раз только получил назначение на пост главы отдела тайн. Ушли из жизни оба старых Прюэтта, погибла от случайного пореза десертным ножом Гризелла Уизли, однажды ночью не проснулись супруги Поттеры — это стало настоящим потрясением, ведь оба были достаточно молоды, хотя формально, конечно, являлись старшими в роду. С разницей в несколько месяцев похоронили Альфарда и Ориона Блэков. Несмотря на то, что эти двое не разговаривали друг с другом и вообще находились в смертельной ссоре, сгубило их одно и то же: оба словно немного помешались и позволили зачарованным артефактам из собственного наследства погубить себя. Никто не знал, как остановить эту волну смертей. Многие бросали работу и уезжали в деревни, считая, что неведомая зараза разносится по воздуху и лучше всего переждать ее вдали от Лондона и вообще крупных городов. Потом оказалось, что бегство не спасало от бедствий. Например, Элфиас Додж перестал появляться в министерстве, жил очень уединенно, однако же перенес легкое недомогание, после которого начал путать времена, события и вообще приобрел многие странности. Мюриэль Прюэтт, которая в прежние годы была весьма энергичной и деятельной особой, в один день превратилась в полусумасшедшую брюзгу. Подобное же досадное недоразумение произошло и с такой почтенной дамой, как Батильда Бэгшот. Гораций Слагхорн решил, что даже стены Хогвартса не могут дать достаточной гарантии безопасности, поэтому поспешно уволился и переехал, никого не известив куда. Закончилась эпидемия так же странно, как и началась. Определенно, некоторую роль в ее прекращении сыграл Альбус Дамблдор, который много недель провел в горах, разыскивая каменного духа для переговоров. С ним вместе были несколько сотрудников отдела тайн, в том числе осиротевший сын Юниуса Юлий Руквуд. Никто, кроме Альбуса, не вернулся. Директор Хогвартса объявил, что часть его спутников стали жертвами обвала в горах, двое попались под руки — точнее, под ноги — великанам, а Юлий будто бы отдал свою жизнь за магический договор с духом. Никаких оснований не верить Альбусу не было, однако тот факт, что он вернулся один, оставил многих в неприятных подозрениях и не добавил ему популярности. Список двадцати восьми В то время, когда все наши силы были обращены на борьбу с внезапными болезнями, нашлись люди, затеявшие войну с магглолюбцами. Кто и когда начал видеть все зло в магглах? — вопрос, на который невозможно ответить. Вообще же причин для недопонимания между двумя мирами скопилось великое множество. Непонятные и пугающие изменения в мире магглов, которые те называли прогрессом, стали пугать магов, приверженцев традиционных порядков. Магглы в воздухе, под землей, под водой нервировали: охранные чары дорожали, специалистов по соблюдению статута откровенно не хватало; необходимость вести скрытый образ жизни многих раздражала, ведь магглы нисколько не желали жить спокойно и скромно, чего от магов требовали обычаи и собственное правительство. Наконец, общая неустойчивость магической экономики только подстегивала агрессивность у тех, кто и без того склонен был к насилию. Первые убийства магглов вызвали волнение в обществе, но уже тогда среди шокированных бесцельной жестокостью нашлись те, кого больше интересовало, найдут ли убийц? Накажут ли? Или они перехитрят закон?.. Едва ли не девять десятых преступлений не раскрывались, преступники оставались безнаказанными. И, как это обычно бывает, одно нарушение повлекло за собой вал других. Мы упустили тот момент, когда справиться с ситуацией стало невозможно. Сначала — очень подспудно — зрела идея магглоненавистничества; потом — быстрее, чем мы успели хватиться — врагами Сами-Знаете-Кого оказались те, кто магглов защищал. В этом не было ничего нового: еще в семнадцатом веке находились фанатики, которые давали клятву ничего не делать руками и обходиться одной магией. Но всерьез это нельзя было воспринимать. Не прикасаться ни к чему, что было сделано обычным образом, значит не брать ни хлеба, ни картошки, ведь как бы ни была могущественна магия, создать еду из ничего она не в состоянии. И тогда беззубая теория преимущества магов над магглами вооружилась разбойничьим принципом «Нам нужны рабы». Роль рабов отводилась магглам. И вот в месяцы чумы начались свары — в салонах, газетах, в министерстве — вокруг так называемого «Списка двадцати восьми». Составитель этого странного документа неизвестен, но авторство приписывалось Кантанкерусу Нотту. Список этот, объективно говоря, был довольно странным. Понятно, почему в него попали Блэки, Буллстроуды, Гринграссы, сами Нотты: их семьи были богаты и знатны. Но тогда почему в нем оказались Уизли или Олливандеры? Они были бедны как церковные мыши. Что делала в списке фамилия Гонт? Их род давно прекратился. Отчего в нем значились Кэрроу, откровенные нувориши, или Малфои, которые никогда не чурались браков с богатыми магглорожденными? Одним словом, список этот был очень противоречив, и ничего, кроме брожений, вызвать не мог. Остается только удивляться тому, что нашлось так много людей, которые приняли его всерьез. Страсти вокруг него закрутились нешуточные. К Амелии Боунс, которая уже тогда была главой департамента правопорядка, пришел юный Кингсли Шеклболт. Он сообщил ей, что его отца убили, по слухам, люди, чьи лица скрывали черные капюшоны. Сам Кингсли в это время был в Хогвартсе и подробностей не знал. Дело раскрыть не могли, и вот Кингсли пришел с довольно странной просьбой: он попросил вообще не давать делу ни ходу, ни огласки, заявил, что желал бы сам раскрыть его, сколько бы лет для этого не потребовалось, и отомстить так, как требовали обычаи древности: кровь за кровь. Амелия устроила ему жуткую выволочку (догадываюсь, как туго пришлось юному Шеклболту) и заставила отказаться от жутких планов. Насколько я знаю, сейчас Шеклболт работает в аврорате и является образцовым сотрудником. Сложнее получилось с Артуром Уизли. Он громко объявил список бредом, сказал, что восхищается магглами и их великими достижениями — и чудом остался жив после трех нападений, которые незамедлительно последовали за его высказываниями. Я даже предлагала ему на время оставить работу, не показываться в министерстве и не рисковать попусту, но он отказался. Так что приходилось нам озаботиться его безопасностью, и почти всегда кто-нибудь из клерков Визенгамота ходил за ним тайком и насылал заклятье неслышимости или невидимости, когда Артур особенно сильно возмущался сложившейся ситуацией. Увы, уследить за близнецами Прюэттами не было никакой возможности. Их ужасная смерть до сих пор иногда вспоминается мне во всех кровавых деталях, расписанных в «Пророке» без всякой жалости, и в такие дни я не могу уснуть. Многие писали официальные обращения в Визенгамот, требуя вычеркнуть их имена из злополучного списка, например, Эбботы и Макмилланы. Слагхорн писем не писал, но посетил меня инкогнито однажды вечером, принес с собой пачку ароматнейшего чая и ореховое печенье, пожаловался на здоровье и попросил заверить где-нибудь в бумагах самую скромную роль в магической истории как его самого, так и его семьи. Увы, сделать все это было невозможно — список существовал неофициально, его, так сказать, никто не видел в глаза, хоть все знали наизусть. Привожу весь список: Берки, Блэки, Шеклболты, Буллстроуды, Гэмпы, Гринграссы, Лонгботтомы, Краучи, Кэрроу, Лестрейнджи, Макмилланы, Малфои, Гонты, Нотты, Олливандеры, Прюэтты, Розье, Роули, Селвины, Слагхорны, Трэверсы, Уизли, Флинты, Фоули, Шафики, Эбботы, Эйвери, Яксли. В то время, вероятно, спокойнее всех оставался Бартемиус Крауч. Он заявил, что все равны перед законом и что наказание неотвратимо для любого, совершившего преступление, какую бы фамилию он ни носил. Впоследствии Крауч только подтвердил свою репутацию кремня, когда без всяких сантиментов отправил за решетку Блэка, Лейстрейнджей, Кэрроу и некоторых других, включая собственного сына, который тоже пал жертвой идеологической заразы, гулявшей в те годы в Британии. Террор против террора Аластор Грюм потерял глаз в одной из спецопераций. Случился скандал. Он убил человека в черной мантии и серебряной маске, то есть не подлежало сомнению, что Аластор задерживал преступника и действовал по инструкции — ведь тот напал на него и лишил глаза. Убитого опознали: им был Эван Розье. Семья Розье потребовала расследования, уверяя всех, что Эван не мог идти против закона. Они практически обвинили Грюма, сотрудника аврората, в том, что он убил Эвана без причин, а маску подбросил. Заявление было по меньшей мере нелепым, но семья Розье — влиятельная и в целом с очень хорошей репутацией, так что нашлись те, кто им поверил. Расследование было очень неприятным. Аластор и сам по себе непростой человек, а когда с него стали требовать объяснений письменно, по нескольку экземпляров, когда вызвали в Визенгамот, сделался совершенно безудержным на язык и костерил всех чиновников, не стесняясь в выражениях. Дело, однако, сошло на нет. Доказательства правоты Грюма были железные, и семье Розье пришлось снять претензии. Но откровенное давление на аврорат многим не понравилось. Резко высказывали свое отношение к этому Лонгботтомы, в знак протеста уволилась Эммелина Вэнс, вместе с ней около десяти человек сняли аврорскую форму. В те дни у меня состоялся разговор с Руфусом Скримджером, которого я всегда знала как человека выдающейся честности и прямоты. «Руфус, ты тоже недоволен политикой министерства и намерен уволиться?» — спросила я его, а он ответил, что авроров и без того не хватает и бросать работу в такой момент по меньшей мере преступно. Именно от Руфуса я и услышала об организации, которая противостоит Тому, Кого не называют. Оказалось, ему сделали предложение вступить в нее. Якобы прислали письмо, где упомянули, как много погибает магов и как мало шансов спастись у несогласных, и заявили, что есть люди, желающие вести борьбу. Руфус отнесся к этому предложению крайне отрицательно. «Мы должны охранять закон, — сказал он мне, — а если сами вступим на путь беззакония, то все погибнем». Это были слова дальновидного и разумного человека. Сведений о новой организации было очень мало, во всяком случае, лично я никаких писем не получала, и никто со мной на связь не выходил. Противная сторона, получившая прозвище «Упивающихся Смертью», действовала наглее, мне несколько раз делали предостережения: советовали не принимать таких-то законов, не выходить из дома в определенное время или не появляться там-то и там-то. Я никогда не следовала этим советам-приказам и всегда держала наготове палочку. Впрочем, все мы тогда не расставались с палочками и все получали угрозы и лично, и письменно. Каков был принцип той другой организации? Главной своей целью они ставили противостояние Темному Лорду, во всяком случае, так говорили. Кто ими руководил? На этот вопрос многие хотели бы знать ответ. Каждый желал думать об очень сильном маге, который мог бы противостоять Темному Лорду. И вот тут-то получалось странное дело. Никто не мог похвастаться близким знакомством с Тем, Кого не называют, но никто и не знал, кто его главный противник. Все это походило на схватку в темноте — в комнате, полной штор, занавесей и ширм; никто не знал, сколько еще народу в этой темной комнате: и кто там друг, а кто враг. Неудивительно поэтому, что большинство предпочитали держаться в стороне, уповая на то, что за ними-де не придут, все обойдется, и только сообщения о внезапных, очень жестоких убийствах заставляли бояться Упивающихся и надеяться, что неизвестные спасатели, этакие Робин Гуды нашей эпохи, всех защитят. Кстати, случаи, когда неизвестные отражали нападения на дома, ставили защиту на магические кварталы, приходили на выручку аврорам, действительно были. Но, поскольку никто не знал, кому обязан, то и за спасение благодарить было некого. Неизвестно, что в те дни было хуже: прослыть Упивающимся и ждать визита неизвестных мстителей или назваться сопротивленцем и пасть от Авады безумцев в серебряных масках. Все мы находились словно между молотом и наковальней и не знали, какая из сторон безжалостней и чего ждать от каждой. Однако один слух был крайне живуч. Якобы сопротивление возглавлял не кто иной, как Альбус Дамблдор. Зная его манеру действовать одному, в стороне от официальных властей, и его вечное несогласие с нами, я допускала, что это действительно может быть так, но случая спросить напрямую не предоставлялось. В мае 1980 года меня выбрали министром, и разговор откладывать было нельзя. Я попросила у Альбуса разрешения посетить школу, куда и прибыла рано утром. На вопрос: верны ли предположения, что именно он организатор сопротивления, он не ответил. Просто кивнул и не дал больше никаких объяснений. Это было возмутительно. Как новый глава министерства, я сочла необходимым сказать, насколько неосмотрительна такая политика, сколько подводных камней в ней, как опасно разжигать незримую войну и что следует оставаться в рамках закона. Он вроде бы даже согласился, мы обсудили изменения, которые необходимо ввести в работу аврората, подготовили законопроект о самозащите и защите жилища. Тогда же набросали основные положения о наказаниях за участие в террористических актах. Альбус многое предложил из того, что впоследствии было одобрено Визенгамотом, но настоял, что один лишь факт вхождения в тайную организацию не является поводом для пожизненного заключения. Несомненно, он имел в виду себя лично и своих последователей и пытался обезопасить себя и их. Что Амелия Боунс, что Бартемиус Крауч были против такого положения, но большинством в Визенгамоте предложенный Альбусом параграф был одобрен. Итак, первым, что я сделала на своем посту, было расширение полномочий для авроров и ужесточение наказания для преступников. Это было официальное объявление курса министерства на борьбу с терроризмом. Мы добились серьезных успехов, по крайней мере, Упивающиеся уже не действовали так нагло, и в конце концов у нас на руках были все козыри, все ресурсы, чтобы скопом взять почти всю организацию после исчезновения Того, Кого не называют. То, что мы покончили с этой бесчеловечной организацией, я считаю основным достижением в своей работе как министра. Что же касается Альбуса Дамблдора, то он заявил мне в приватной беседе, что его Орден не будет окончательно распущен, поскольку у него есть основания сомневаться, что Тот, кого не называют, действительно исчез. Впрочем, никого из тех, кто входил в Орден, он не назвал. Хотя многие тогда настаивали, что хотели бы знать имена героев, чтобы поблагодарить их. Мы даже хотели представить некоторых к высоким государственным наградам, но Альбус категорически отказался. Альбус, не имевший привычки верить никому, заявил, что не станет давать повода для низкой мести, если кто-то из Упивающихся цел и находится на свободе. Тогда, после войны, позиции Альбуса были очень сильными. Когда он объявил, что отдал Гарри Поттера магглам, чтобы обеспечить ему большую безопасность, с ним никто не осмелился спорить. Хотя не скрою, кому-то казалась кощунственной сама мысль, что мага, заявившего о своем могуществе еще в колыбели, воспитают магглы. История покажет, насколько был прав председатель Визенгамота, принимая это смелое решение. Что же до меня, то я уповаю на то, что кошмарные времена разброда и неурядиц более к нам не вернутся, и мистер Поттер, который сейчас живет у своих дяди и тети, вырастет в любви и ласке. Это упрочит связи маггловского и магического миров, а встретиться с Тем, с кем встречаться не хочется, не придется больше ни ему, ни нам.

Часть 1 (джен) || Часть 2 (джен) || Часть 3 (джен) || Часть 4 (джен, преслэш) || Часть 5 (преслэш) || Часть 6 (слэш) || Часть 7 (слэш) || Часть 8 (джен, гет) || Часть 9 (гет)

Открыть все MORE || Скачать: .doc .fb2 .txt .epub || Скачать архив: .doc || .fb2 || .txt || .epub

@темы: любимые фанфики

---

27.09.2014 в 03:45

Пишет  fandom Harry Potter 2014:

fandom Harry Potter 2014: спецквест, пост 5 (макси)

Открыть все тэги MORE || Cкачать макси: .doc | .txt | .epub | .fb2

Название: Остаться в живых Автор:  fandom Harry Potter 2014 Бета:  fandom Harry Potter 2014 Размер: макси, 16818 слов Пейринг/Персонажи: братья Лестрейнджи, НМП, НЖП Категория: джен Жанр: социальная драма, экшен Рейтинг: R Задание: «Секретная база» Краткое содержание: Ради того, чтобы остаться в живых, порою согласишься скрыться и на помойке. Однако запах там всё же не очень. Братьям Лестрейнджам приходится спасать свою жизнь, притворяясь магглами. Долго ли они это выдержат? И скольким магглам это приключение будет стоить жизни? Дисклеймер: все права на мир и персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг Примечание/Предупреждения: АУ, упоминается насилие, смерть эпизодических персонажей; в тексте есть неголосуемый бонус – иллюстрации, сделанные членом команды Для голосования: #. fandom Harry Potter 2014 - "Остаться в живых" Всё началось с того, что дёрнулся Розье. Вообще стоило бы написать книгу поучительных историй, начинающихся с этой фразы. Когда Розье дёргается, значит, пахнет уже не жареным, а вполне подгоревшим. Однако боевая операция — не та ситуация, когда всякие там Розье могут безнаказанно отвлекаться на свою экстраординарную интуицию. Отследив боковым зрением неловкое движение Эвана, Белла рванулась в его сторону — подумала, что с той стороны кто-то появился. Боевой порядок был нарушен, растерялся Рабастан... Аврору хватило заминки. Фрэнк ударил мгновенно — откуда только силы взялись? Запасная палочка в рукаве, Родольфус потом очень хотел оборвать Эвану уши, обыск ведь был его задачей. Запасная палочка дала чёртову Лонгботтому шанс, опасность ускорила реакцию; он со школы лучше соображал в экстремальных ситуациях, чтоб его разорвало! Родольфус в таком состоянии вряд ли смог бы взгляд сфокусировать, не то что жахнуть двумя заклинаниями. А Фрэнк смог, будь он неладен. Белла ещё не осела на пол, а Родольфус уже понял: надо сматываться. Рабастан стоял над полубессознательным Фрэнком, держа в левой руке отобранную палочку, и вопросительно смотрел на брата — но было безнадёжно поздно. Второе заклятие, брошенное Лонгботтомом, пока Рабастан не вырвал палочку у него из руки, подало тревогу Ордену; несколько секунд — и сюда примчится куча народу. — Уходим, — хрипло выдохнул Родольфус, и в этот раз Эван не сплоховал. Мальчишка совсем, из-за него всё... Ну, хоть сейчас повёл себя правильно — кивнул и трансгрессировал в единственно правильном направлении: куда попало. Так всё и случилось. Непростому искусству аппарировать куда попало своих рыцарей научил Тёмный Лорд. Долго бился, много ругался, но заставил весь первый круг при необходимости уметь переместиться в любую точку, задав только расстояние. Это уже не раз спасало Лестранжам жизнь — и не только им, но дела остальных их не касаются. Родольфус оказался один посреди улицы. Уже стемнело, накрапывал дождь, дул порывистый ветер, невысокие кривые деревья махали ветвями ему в такт, заставляя причудливые тени плясать на обшарпанных стенах домов. Какое-то маггловское захолустье. Отлично. То, что надо. Перед глазами всё ещё был дом Лонгботтомов. Спина Беллы, в которую ударяет зелёный луч — а, помнится, орденцы хвалились тем, что не используют непростительных. Что ж, настоящая опасность сильно притупляет мораль. «У так называемых нравственных людей шелуха цивилизации отваливается, как хвост у ящерицы, стоит смерти дохнуть в лицо», — так, кажется, говорил Лорд? Что ж, всё закономерно. Белла совершила две ошибки: нарушила боевой порядок и недооценила противника. Расплата логична. Всё, Беллы больше нет, эту страницу жизни Родольфуса Лестранжа пора перевернуть. Едем дальше, как говаривал гриффиндорец Фрэнк Лонгботтом, когда они разбирали очередной конфликт между квиддичными командами. Теперь пора найти Рабастана и решить, что делать дальше. Лорда нет, стоит им с братом появиться, их немедленно схватят. Они, конечно, перебьют с полдюжины орденцев, или кого там против них пошлют — могут ведь и официально отдать приказ аврорату, коль скоро Лорд больше не страшен. Но от этого не легче. Что брать будут, Родольфус не сомневался ни секунды. Их слишком боятся. О трио Лестранжей услышали совсем недавно, всего-то года три назад, но навести ужас на магическую Британию они успели. И теперь, когда Лорд пал, к власти придут Крауч и ставленники Дамблдора, а уж они-то прежде всего нацелятся на основных боевиков — на тех, кто может постоять за себя и немного за других. Министром, скорее всего, станет Крауч, ему понадобится поддержка волшебников, и лучший способ заработать её — это схватить и посадить в Азкабан любимцев Лорда. Взять Лестранжей — дело времени и количества людей. А Родольфус не для того шёл в Вальпургиевы рыцари, чтобы остаток жизни провести в Азкабане. Если бы ещё знать, что Лорд вернётся — тогда всё равно, по большому счёту, где его ждать. Что-то зашевелилось у стены — Родольфус вскинул палочку, но вовремя успел опомниться. Никаких заклинаний, если их ищут, любой всплеск магии в маггловском районе станут проверять. Родольфус присмотрелся. Крыса. Старая, облезлая, грязная. Ну, это обычное дело. Не опасна, пока не кусается. Он вскинул голову и прислушался. Нет, тихо — абсолютно тихо, даже странно. Только крыса копошится, да где-то далеко, скорее всего, в доме, плачет младенец. Эти грязные магглы сами похожи на крыс: сидят по норам, затаившись и боясь хвостом лишний раз дёрнуть. Кажется, Родольфусу придётся на какое-то время взять с них пример. К волшебникам возвращаться нельзя, значит, надо переждать у магглов. Больше негде, что уж там. Противно, конечно. Жить у магглов — это вроде как жить вместе с животными. Грязь, запах мокрой псины и постоянное ощущение крайней униженности. Ну, мокрой псины, скорее всего, не будет. Но это мало утешает. Как живут магглы? Эх, говорил ведь Люциус: надо изучать маггловедение, ведь не имея представления о жизни этих существ, ими невозможно повелевать. Прав был. И уж тем более невозможно затеряться среди них, не привлекать внимания, пока не станет ясно, в какой личине вернуться в магический мир. Интересно, когда удастся вернуться? Долго среди магглов они, конечно, не выдержат. Но надо переждать фазу активных поисков, потом осторожно выяснить, кто пришёл к власти и удалось ли кому-то из своих остаться на плаву, и только после этого искать лазейку... Ладно, это всё пустая болтовня. Надо найти Рабастана. Станет спокойнее — хоть спина прикрыта. Куда аппарировал брат, Родольфус не имел понятия, но в день, когда один из Лестранжей не сможет отыскать второго, станет совершенно очевидно: кто-то из них умер. В детстве они оба ужасно завидовали близнецам, между которыми всегда существует особая связь, и решили сделать себе так же. Волшебники они, в конце концов, или нет? И вообще, природа связи близнецов неизвестна, так что Лестранжи устроились даже лучше, организовав себе насквозь понятную, изученную не одним поколением учёных магическую связь. Работает не хуже, чем у близнецов, да к тому же контролировать можно. Красота, да и только. Осторожно, чтобы струны связи едва дрогнули, не привлекая ничьего внимания, Родольфус позвал. Прислушался; зашипел, почти осязая, как всё же напряглось магическое поле, как пошла волна, которую, если очень постараться, можно отследить... Если его сейчас найдут, будет обидно. Но не терять же Рабастана, в самом деле! Тихий шорох. Низкий шёпот: «Я здесь». Родольфус невольно улыбнулся: этот вкрадчивый голос свёл с ума не одну девчонку. Рабастан им по праву гордился. Глупый мальчишка. Он весь, целиком стоит того, чтобы им гордиться. Родольфусу определённо повезло с братом. Широкоплечий силуэт соткался из пустоты прямо перед Родольфусом. — Идём отсюда, — бросил тот. Младший брат молча кивнул и зашагал рядом. — Надо стараться не колдовать. Одежду раздобыть где-то маггловскую... — Ты хочешь отсидеться среди магглов? — в голосе Рабастана ни нотки удивления или недовольства, просто уточняет. Привык слушаться старшего, это хорошо. — Другого варианта не вижу. Недолго, конечно: жить среди грязных животных — радости мало. Но в минуту смертельной опасности спрячешься и на помойке. — Думаешь, наших всех возьмут? — Не знаю, как наших, а нас точно. Про нас все знают. И нас очень боятся. — Ладно, отсидимся. А потом что? — А потом посмотрим. Не может это безумие продолжаться вечно, рано или поздно нашу правоту признают. — Лет через сто? — Рабастан чуть приподнял бровь. — О, да, я помню, ты известный оптимист, — фыркнул Родольфус. — Да не знаю я! Пока отсидимся, там посмотрим. Иначе умрём или в Азкабан попадём, вот и вся логика. Ты можешь предложить что-то получше? — Нет. Просто хочу понять... планы. — Нам нужны одежда, еда и жильё. Ты имеешь представление, где это берут? Рабастан беспечно пожал плечами. — Мы страшные боевики, наводящие ужас на всех, кто нас знает, — напомнил он. Родольфус досадливо поморщился. Иногда младшенький вёл себя совсем как ребёнок. — Нам нельзя колдовать, Рабастан. В маггловском мире любое волшебство моментально отслеживается. Многого ты стоишь без палочки? Брат неопределённо хмыкнул — не поймёшь, то ли «я же говорил, что всё это плохо кончится», то ли «я страшен в любом виде, даже запечённый и с яблоком в зубах». Они шли по грязной улице, улица казалась бесконечной. Все двери были закрыты, на окнах наглухо задёрнуты шторы, за некоторыми из них виднелся неясный свет, но движения не было вообще. Ни одна занавеска не шелохнётся оттого, что за по комнате прошёл человек, ни одна хозяйка не откроет окно, чтобы впустить свежий воздух. — Не нравится мне здесь, — пробормотал Рабастан. Родольфус пожал плечами. — Да нам необязательно здесь оставаться. Но до утра больше не аппарируем без нужды. — Думаешь, нас уже ищут? — Уверен. Грюм не оставит в покое братьев Лестранжей, особенно теперь, когда нет Лорда. Тут и обсуждать нечего, и Рабастан сам всё прекрасно понимает, просто не хочет признавать, что львиная доля их силы им теперь недоступна. Откровенно говоря, Родольфус тоже старался не задумываться об этом. Он до смерти не любил чувствовать себя беспомощным — и обычно вслед за этим ощущением должна была немедленно последовать чья-нибудь чужая смерть, иначе ему было дискомфортно. Но сейчас приходилось сдерживать свои порывы. До тех пор, пока он не разобрался, чего стоит в мире магглов. Остановились братья одновременно — увидев то, что оба в один и тот же миг обозначили для себя как цель. На первом этаже одного из обшарпанных домишек располагалась одежная лавчонка, такая же замызганная, как всё здесь. Самое широкое окно — в приличных лавках про него говорят «витрина» — было декорировано снаружи живописным мусорным баком, кажется, пережившим пару поджогов: он стоял у дома таким образом, что его откинутая крышка и возвышающиеся над верхом горы мусора закрывали собой изрядную часть окна. Переглянувшись, братья синхронно кивнули друг другу и скользнули к забору. Перемахнуть через него, а потом неслышно взобраться по старому, всё время норовившему скрипнуть крыльцу было парой пустяков. Но вот что делать дальше? Открывать замки без помощи волшебной палочки ни Родольфус, ни Рабастан не умели. Вышибить дверь плечом — не вариант: на втором этаже этой лачуги наверняка живёт лавочник, он прибежит на шум раньше, чем братья успеют раздобыть одежду и смыться. Рабастан задумчиво потрогал старую, рассохшуюся оконную раму. — Нужен нож, — одними губами сказал он. Родольфус кивнул, наклоняясь. Нож в ботинке он держал, конечно, больше для форсу, чем для дела, использовать его пришлось пока только однажды, и всё же если бы в тот единственный раз ножа не было, сейчас Родольфус не стоял бы перед закрытой дверью маггловского домишки. Так что и от форса иногда бывает польза. Рабастан осторожно подцепил угол рамы ножом и, стараясь не шуметь, стал расшатывать. Несколько секунд — и ржавые гвозди вылезли из трухлявого дерева. Родольфус подставил руки, чтобы подхватить стекло, если оно вылетит, но стекло осталось на месте. Видимо, было прикреплено к внутренней стороне рамы чем-то ещё. Вскоре стало ясно, чем: остатки светлого клейкого месива были видны на стекле, которое Рабастан так же осторожно достал, помогая себе ножом. Родольфус поставил стекло на землю — с кривобокого крыльца оно имело все шансы грохнуться, перебудив всю округу. Стараясь не зацепиться за торчащие гвозди, братья наконец пролезли внутрь. Как и во всех лавках, ближе к окну здесь висела одежда пофрантоватей — хотя то, что эти магглы полагали достойным витрины, привело Родольфуса в ужас. Подальше были неаккуратно сколоченные стойки с вещами постандартней: простые штаны, почти все одинаковые, дурно скроенные пиджаки, пальто неопределённо-грязной расцветки. На некрашеных полках лежали свитера и рубашки. Рабастан поморщился. Родольфус разделял его чувства: брать придётся как раз что-нибудь самое обычное, чтобы никто не смог опознать украденную вещь. Но до чего же убого одеваются здешние магглы! Родольфус сбросил мантию и быстро стал перебирать одежду. Чем меньше времени они здесь проведут, тем лучше. Наверняка такие кражи у магглов — обычное дело, значит, их как-то научились замечать, и братьев могут поймать. С другой стороны, они ведь не профессиональные воры, которые норовят вынести полмагазина, им много не надо, так что шансы есть... Одевались торопливо и молча, стараясь ходить как можно меньше и вообще делать минимум движений. Света отчаянно не хватало, и братья боялись уронить что-то. Из мантий они соорудили нечто вроде мешка, куда сложили по две рубашки на каждого. Больше ничего брать не стали, тем более что чуткие уши Рабастана явно уловили шум — он поднял голову и заволновался. Родольфус кивнул, затянул мантию узлом и рванулся к окну. Крик «Стой!» застал их уже у забора. Захолустье, в которое они попали, оказалось не таким уж пустынным: какие-то магглы, излишне смелые, по мнению Родольфуса, разгуливали по ночным улицам и, увидав, как Лестранжи вылезают из окна, попытались их остановить. — Стоять, полиция! — орали они, но братьям эти крики, разумеется, лишь добавили скорости. Добежав до перекрёстка, они кинулись в разные стороны; магглы, как ни странно, продолжали бежать за ними, хотя тоже разделились. «Надо аппарировать, — недовольно подумал Родольфус. — Они лучше знают город». Аппарировать не хотелось, и он бежал, петляя и надеясь, что настырные магглы отстанут. Это была глупая надежда. Откровенно говоря, он и сам это понимал. Упершись в тупик, Родольфус выругался сквозь зубы и развернулся к магглам. Что ж, первый раунд они взяли... Но второй точно будет за ним! «Палочку жалко», — подумал Родольфус, привычным движением вытряхивая из рукава в ладонь своё самое привычное оружие. Два зелёных луча вылетели почти без заминки. Магглы рухнули как подкошенные. Бук и драконьи жилы, одиннадцать с половиной дюймов. Жаль невероятно. Она служила ему верой и правдой четыре... пять... а, неважно. Сейчас не время для пафосных завываний. Родольфус произнёс заклинание аппарации, пробуя на вкус каждый звук, дождался, пока тепло пробежит по руке к палочке — и разжал пальцы. Его уже не было здесь, когда волшебная палочка — бук, драконьи жилы, одиннадцать с половиной дюймов — со стуком упала на старую брусчатку и покатилась вниз. Её подхватил поток воды, вытекавшей из прорвавшейся трубы давно брошенного дома, и понёс к яме на обочине, неприметной, но довольно глубокой. Местные выбрасывали в яму всякий мелкий мусор, а случайно попавшие сюда приезжие непременно подворачивали, а иногда и ломали ноги, встретившись с ней впервые. — Как тебя сюда занесло вообще? — прохрипел Рабастан и закашлялся. — Дыра невероятная. — Аппарировал без палочки, — мрачно ответил Родольфус. — Заклинание сказал и бросил. Сам понимаешь... Спасибо, что не располовинило. Что с тобой? — Да маггл этот... Не знаю, что это было такое, но больно. — Он тебя ранил? — удивился Родольфус. — Представь себе. У него была в руках какая-то штука, это у них называется «стрелять». Ну, по крайней мере, он вопил: «Стой, стрелять буду!». В общем, они стреляют из маленьких чёрных штук маленькими... не знаю чем. Из раны ничего не торчит, вывалилось, наверное. Но больно, и кровь течёт. Ну не злись, я знаю, что дурак. Ничего, справлюсь. Родольфус застонал. — Помоги мне перевязать, и всё будет хорошо. Серьёзно, ну мелкая же рана, ну не злись. — Как ребёнок, — пробормотал Родольфус, помогая Рабастану. — Чем ты его? — Нож же у меня остался. Родольфус покачал головой. На его нож было наложено заклятие возвращения к хозяину, хорошо, что Рабастан успел им воспользоваться. А ведь мог оказаться перед вооружённым магглом вообще без оружия... Настроение у обоих было паршивое. Жизнь у магглов начиналась как-то совсем невесело. Мысли о ночлеге привели братьев в ещё более мрачное расположение духа. Чтобы понять, что за кров надо платить, не надо изучать маггловедение. А платить было нечем — и в общем некому. В округе они не нашли ни одной, даже самой убогой вывески «Гостиница». Идти куда-то далеко пешком раненый Рабастан не мог — как и удержать Родольфуса во время совместной аппарации. Старший Лестранж почти жалел, что выбросил палочку — хотя это и был правильный поступок. Кажется, выражение «ночевать под мостом» было не таким уж фигуральным. Правда, мостов тут тоже не наблюдалось, но Родольфус углядел глухой простенок между двумя домами — уровень комфорта, конечно, достоин этого захолустья, более похожего на хлев, но хоть не дует. — Как низко мы пали, — весело сказал Рабастан, устраиваясь на импровизированной постели из собственной мантии. — Да уж, — хмыкнул Родольфус. — Ну, ничего, это ненадолго. — Думаешь, мы умрём от голода уже завтра? Я слышал, что без еды можно прожить около месяца. — Рабастан! — Родольфус рассмеялся, чуть пихнув брата локтем — несильно, чтобы не причинить боль. — Ах, простите, многоуважаемый сэр, я полагал, у нас достаточно близкие отношения, чтобы можно было побеседовать о чём-то кроме погоды, и потом, разговор о погоде сейчас вряд ли может нас порадовать, она просто отвратительна. — Шут гороховый. — Ты предпочёл бы трагичный образ? — Я предпочёл бы тёплую постель и чашечку чая с молоком, — буркнул Родольфус. — Ай, не нагнетай. Мы справимся. Спокойно поспать не удалось. Явился какой-то оборванец и начал ныть, что это его место и он пожалуется в полицию, мол, тут ночуют чужие. — Пошёл вон, — негромко, но внятно сказал Родольфус. — ...я здешним плачу за то, чтобы здесь ночевать! А вы просто так пришли! — продолжал ныть бродяга. — Убирайтесь отсюда! — Пошёл вон, — повторил Родольфус, доставая нож. Рабастан приподнялся на локте, заинтересованно оглядывая оборванца. — Слушай, — сказал он, — а давай его зажарим и съедим? — Вонючий, — поморщился Родольфус. — Мясо плохо пахнуть будет. Запомни, вонючка: если ты начнёшь жаловаться на нас всем подряд, завтра твои внутренности будут жрать собаки. Я тебя запомнил. Всё, исчез отсюда. Бродяга захромал прочь, скуля что-то о несправедливости и о том, что «Бог накажет всех, кто обижает хороших людей». Рабастан неразборчиво ругнулся и снова улёгся спать. Родольфус тоже попытался устроиться поудобнее. Было холодно, жёстко и хотелось есть. Ужасно не хватало возможности согреться при помощи чар. Но чары сейчас выдали бы их с головой. Мало того, что волшебство в маггловском мире контролирутся; у Родольфуса давно было подозрение, что все палочки в Британии не просто так делает Олливандер. Так проще контролировать их, если понадобится. Родольфус ни на секунду не верил, что после того, как с наступлением совершеннолетия с палочек снимают следящие чары, их нельзя поставить снова. Руквуд, работавший в отделе Тайн, не знал точно, обоснованна ли паранойя старшего Лестранжа, но подтверждал, что теоретически такое возможно, хотя и крайне непросто. Крауч — Родольфус ни на секунду не сомневался в этом — напряжётся ради того, чтобы поймать Лестранжей. Поэтому сейчас им приходится подражать крысам и магглам. Но, в конце концов, воину не пристало жаловаться. Родольфус криво усмехнулся, попытавшись представить себе такую военную операцию, во время которой пришлось бы ночевать в подобных условиях. Нет, волшебники способны воевать более цивилизованно, слава Мерлину. Ничего. Придёт время, и грязнокровки заплатят за всё — и за эту ночь тоже. Поспать удалось недолго — счёт, который будет предъявлен грязнокровкам, основательно подрос, когда звук приближающихся шагов разбудил братьев. К счастью, аппарировать магглы не умели, а некоторые из них к тому же носили тяжёлые ботинки, не дававшие никакой возможности ходить бесшумно. Родольфус и Рабастан открыли глаза одновременно, отреагировав на шум — и немедленно сорвались с места. Проклятый бродяга всё-таки привёл этих... как их... полицию? Похоже, это не обычные магглы, что-то вроде местных авроров, что ли. Только не хватало. Отрывистые мысли проносились в голове Родольфуса, вспыхивали обрывками, особо не отвлекая, не мешая ему бежать. Дорогу он не разбирал, просто пустил вперёд Рабастана. У младшего Лестранжа было звериное чутьё, и даже в незнакомом городе он ориентировался лучше старшего брата. Древняя магия делает чистокровным разные подарки; Рабастану достался этот. Хорошо, что с ними нет Беллы. Она наотрез отказалась бы убегать от магглов, встала бы в красивую позу, начала пафосно вещать, разбрасываясь авадами и круциатусами... В общем, они бы все трое пропали. Это территория магглов, и играть здесь надо по маггловским правилам. Белла никогда не признавала такой логики. Жаль. Отличной ведь боевой единицей была, многое умела... Но без понимания базовых истин это многое не стоит и ломаного кната. — Они нас загоняют, — бросил Рабастан через плечо. — С той стороны другие бегут. — Куда? — Родольфус старался говорить меньше, чтобы не потерять дыхание. Но спросить было надо: Рабастан бежал впереди, значит, обзор у него был лучше. А его чутьё наверняка подсказало ему, как можно с наибольшей вероятностью избавиться от погони. — К складам, — Рабастан махнул рукой. Родольфус с сомнением посмотрел в ту сторону. К складам магглы их явно не хотели пускать. Скорее всего, Рабастан прав, и там можно затеряться — и магглы тоже знают об этом. — Один нож, — напомнил он, продолжая бежать. Лёгкие уже начинали подводить; виртуозное владение аппарацией и разветвлённая каминная сеть сыграли с ним дурную шутку. Мышцы надо развивать. Нет больше палочки, а волка, как известно, ноги кормят. — К чёрту, — выдохнул Рабастан, ныряя в переулок. Родольфус забеспокоился. Рабастан был физически развит не в пример лучше него, младшенький любил своё тело и занимался им всерьёз. Если уж и он запыхался... Он же ранен, всплыло в голове. Раньше мы бы давно забыли об этом пустяке, но сейчас, когда колдовать нельзя... Его брат ранен. Рана его беспокоит. Он может пострадать серьёзно. Теперь Родольфус мог помнить только об этом. Чудовищная мысль — Рабастан может серьёзно пострадать! — заслонила весь мир. Сколько там магглов, десяток? Да неважно, есть ещё одна палочка. Поотрывать им головы, и дело с концом. Зазевавшись, Родольфус чуть не врезался в брата — тот резко остановился, чуть присев в развороте, встречая выскочившего прямо на него маггла. Удар, хруст — и Родольфус со всей ясностью понял: дело плохо. Рабастан плавно перетёк из одной позы в другую, чтобы забрать ту чёрную штуку, из которой магглы стреляют — и промахнулся. Мазнул рукой по пыльному асфальту, на ладонь в стороне от осевшего тяжёлым мешком маггла, захлёбывающегося собственной кровью. Хороший удар в кадык — и такой дурацкий, такой невероятный промах. Этого не могло быть, Рабастан просто не способен на подобную ошибку — но вот его рука, пустая, зло сжимающаяся в кулак. Времени на ещё одну попытку нет, счёт идёт на секунды, надо бежать дальше. Они и бегут, оставляя позади маггла, у которого всё никак не прорежется голос — если повезёт, он уже никогда не прорежется. Ныряют в подворотню, проносятся по сонной улочке, лавируя между редкими, совершенно равнодушными прохожими. Расталкивать их — делать прямее путь магглам, если обзор хороший, обогнуть проще, тем более что прохожие не мечутся, даже руками не машут, и вообще ведут себя так, будто не видят ни Лестранжей, ни гонящихся за ними магглов, не слышат криков «Стой!» и «Держи преступников!». Сзади раздаются громкие хлопки, и вот на них-то мнимые слепоглухие начинают реагировать: резво шарахаются в сторону. Вздрагивает Рабастан, явно узнав знакомый звук, и ускоряется — Родольфус видит: из последних сил. Над головой Родольфуса что-то крохотное со щелчком ударяется в стену. Натягиваются невидимые струны магической связи, Рабастан лихорадочно сигналит: опасность! Когда они закладывают очередную дугу, Родольфус разворачивается, стараясь оставить брата точно за спиной, и бросает нож. Маггл, подобравшийся к ним ближе остальных, вскрикивает, ахает кто-то из прижавшихся к стене прохожих, а Родольфус снова мчится следом за братом. Неважно, насколько удачно он попал — главное, что не промахнулся. Еле дыша, они с Рабастаном добегают до складов, петляют между сараями, построенными из каких-то невообразимых материалов, и за ними никто не бежит, наконец-то за ними никто не бежит, и бесконечное это мгновение наконец останавливается, замирает, заканчивается. Когда время снова начало идти как положено, а братья отдышались, Родольфус сказал: — Нам надо сматываться, и очень быстро. — Куда? — Рабастан уже дышал нормально, но всё равно хрипел. — Куда угодно. Здесь оставаться нельзя, мы наломали дров. Рабастан посмотрел вопросительно, но Родольфус только раздражённо мотнул головой — мол, не время сейчас для вопросов. — Надо аппарировать, но с одной палочкой... Давай ты мне её дашь, я нас обоих утащу. Родольфус приготовился к тому, что Рабастан начнёт возражать, но тот молча протянул брату палочку. Кажется, дело совсем плохо, раз он даже не попытался поспорить. Всё-таки отдать свою палочку — не самое лёгкое решение... — Давай поближе к воде, — только и сказал, тяжело поднимаясь на ноги. Родольфус кивнул. На всякий случай надо иметь возможность удрать из Британии. Накатила злость. Сказал бы ему кто-нибудь три дня назад, что они будут бегать от магглов, будто дичь — не жить бы тому человеку. Эх, Белла, Белла... Палочка Рабастана слушалась неплохо. Руки в замок, чтобы не разжались ненароком, тёплый толчок силы в ладонь, рывок, стон брата сквозь стиснутые зубы... Чуть слышный треск. — Тревога, — этот хриплый голос не на шутку пугал Родольфуса. — Слышу, — кивнул старший Лестранж. — Следят, сволочи. Сейчас будут здесь, Мерлин их раздери. — Нож... — Рабастан сглотнул. — Нож твой вернулся? Родольфус наклонился, проверяя. Магия, наложенная на нож, не отслеживалась, но иногда он возвращался к владельцу не сразу. Старая вещь, чары выветриваются понемногу. — Да. Нож Лестранж торопливо переложил поближе — в карман. — Хорошо. Бросай палочку. — Ты... — Бросай! Времени нет, «Рыцаря»... — Рабастан закашлялся. Родольфус скрипнул зубами и выбросил палочку в приоткрытый канализационный люк. — Когда-нибудь я их всех... — пробормотал он. «Ночной Рыцарь» тормознул возле них раньше, чем Рабастан успел ещё раз вздохнуть. Что неудивительно: ни одной палочки на двоих, на руках раненый брат... Родольфус ещё никогда не чувствовал себя таким беспомощным. В «Рыцаре» было почти пусто. Молодые парень и девушка крепко спали на соседних кроватях, да Роберт Кэллоун, уже слегка глуховатый старый чудак, сидел, как обычно, за рулём. Конечно, он узнал Лестранжей. Выцветшие от возраста глаза расширились — и тут же уставились на нож в руке Родольфуса. Когда надо, старший Лестранж умел передвигаться невероятно быстро. Правда, недолго. — Если я тебя прирежу, ни единая живая душа от этого не выиграет, — спокойно сказал он. — Куда вас везти? — с ненавистью спросил Кэллоун. — В Портсмут, — подал голос Рабастан. — Да поживее. «Ночной Рыцарь» сорвался с места — спящий парень чуть не свалился на пол, но обошлось. Родольфус быстро переглянулся с братом — отрывать взгляд от Кэллоуна больше, чем на полсекунды, он не хотел категорически. «Да ладно тебе, — зазвучал в голове насмешливый голос, — сейчас-то можно и связью воспользоваться. Пусть отслеживают нас на здоровье. В толпе волшебников заметить нашу магию... Нет в министерстве таких умельцев». Родольфус улыбнулся. Не пользоваться — ну, хорошо, почти не пользоваться — их магической связью было мучительно, как будто от тебя отрезали немаленький и довольно-таки важный кусок. «Портсмут — железнодорожный узел. Не спрашивай, сам не помню, откуда я это знаю. Может, Снейп говорил. Там только денег раздобыть, и уедем в какое-нибудь захолустье. Ясно же, что Кэллоун доложит орденцам, куда мы поехали...» «Думаешь оставить его в живых?» Родольфус почувствовал, как взгляд брата упёрся ему в спину — будто что-то холодное коснулось обнажённых лопаток. «Если убить водителя «Ночного Рыцаря», он перестанет быть. Это... неправильно» «И меня ещё называют идеалистом!» «Родольфус, ну давай не спорить о ерунде, пожалуйста! Портсмут — деньги — поезд — захолустье. Хорошо?» «Согласен» Родольфус наклонился к уху водителя. — И запомни, Кэллоун, — проникновенно сказал он, — первый же волшебник, который пойдёт за нами, умрёт. Потом нас, возможно, даже схватят. Или убьют. Но того, кому ты скажешь, куда отвёз нас, ты отправишь на смерть. Лично ты, Кэллоун. Понял? Старик ничего не ответил. Он смотрел прямо перед собой, на дорогу, стремительно летящую под колёса «Ночного Рыцаря». Потом он будет проклинать себя за то, что не смог ничего сделать. Может, и сейчас уже проклинает. Но дело будет сделано, а остальное не имеет значения. — Портсмут, — наконец глухо сказал Кэллоун. — Убирайтесь, ради Мерлина. — Спасибо, что помог, — шутливо поклонившись, с лучезарной улыбкой ответил Родольфус. Рабастан просто молча сбежал по ступенькам. Когда «Ночной Рыцарь» уехал, он повернулся к брату и сказал: — Знаешь, мы с тобой только что совершили чудовищную ошибку. Родольфус напрягся. — Какую же? — Мы не поели. Голод дал о себе знать внезапно, но весьма явственно. Раньше было как-то не до того, но, если подумать, они не ели почти сутки. Родольфус очень хорошо понимал брата: в «Ночном Рыцаре» можно было перекусить, а теперь придётся опять впутываться в то, о чём они не имеют ни малейшего представления. Самой простой идеей казалось обокрасть кого-нибудь в порту — там должно быть много людей, а в толпе вытащить кошелёк несложно. Однако Родольфус уже убедился, что затеряться среди магглов у них с Рабастаном не получается категорически. К тому же, вряд ли они сумеют без помощи палочек украсть что-либо и не попасться. В их случае лучше подошло бы ограбление, но в каком состоянии Рабастан? — Я в порядке, — буркнул младшенький, поймав обеспокоенный взгляд брата. — Не знаю, что за ерунда, но мне кажется, там что-то есть. — Где? — В ране, внутри. Я понимаю, что бред, мы же видели, ничего там нет, но... Вот ощущение такое. Родольфус задумался. — Отверстие очень маленькое, — наконец сказал он. — Значит, в тебя попало что-то совсем крошечное. Может, оно настолько мало, что не вывалилось, а осталось внутри? Надо посмотреть. — Ну, не сейчас же, — Рабастан с сомнением огляделся. — Тут грязно и даже присесть негде. Давай место подходящее найдём. — Не спеши. Эта дыра вполне подходит... не для того, конечно. Рабастан понимающе усмехнулся. Безлюдная улочка, на которой их высадил Кэллоун, упиралась в глухую кирпичную стену. Сюда мало кто заглядывал — идеальное место преступления. Родольфус нащупал нож. Маггловская куртка пришлась ему впору, держать руки в карманах было удобно. — Ты уверен, что Кэллоун не скажет, где именно нас высадил? — спросил Рабастан, оглядываясь. — Ты что, не знаешь, как работает «Рыцарь»? Он сам не отыщет это место. Где-то в Портсмуте — самая точная характеристика. О, а вот и наш завтрак! И, смею надеяться, обед. — Хотелось бы мне быть таким же оптимистом... — пробормотал Рабастан, неторопливо отлепляясь от стены. Из-за поворота появилась нагруженная сумками маггла. Она шла, не глядя перед собой — копалась в своих пакетах, явно искала что-то. Наконец нашла: вытянула большую связку ключей, свернула к крыльцу, по всей видимости, своего дома — и наткнулась на Родольфуса. — Мэм, — учтиво сказал он, — давайте не будем поднимать лишнего шума и разводить здесь грязь. Маггле на вид было лет сорок пять. В её светло-зелёных глазах вспыхнул страх, и Родольфус немного успокоился. Боится — значит, сделает то, чего он хочет. По крайней мере, раньше всегда было именно так. О том, что сейчас всё вокруг происходит не так, как было раньше, Родольфус старательно не думал. Рабастан аккуратно подхватил сумки, выпавшие из рук магглы. Родольфус наконец сообразил, что делает не так, и быстрым движением зажал ей уже готовый открыться рот. Вторая рука, с ножом, нежно легла на грудь женщине — чтобы та почувствовала холод лезвия у горла. — Тише, мэм, тише, — почти интимно прошептал он. — Чем меньше вы шумите, тем меньше мы причиним вам вреда. Рабастан быстро рылся в сумках — Родольфус слышал шорох пакетов и буквально спиной чувствовал сосредоточенность брата. Наконец он выпрямился и, судя по гримасе ужаса на лице магглы, мило улыбнулся. — Спасибо за сотрудничество, мэм, — сказал, поставив одну из сумок у её ног. — Надеюсь, вы не обидитесь, если мы откланяемся. Родольфус тоже улыбнулся маггле, которая, кажется, забыла, как дышать, подождал секунды три, аккуратно убрал нож и выбежал на соседнюю улицу следом за Рабастаном. За поворотом младший Лестранж резко сбавил скорость и просто быстро шёл, чуть заметно озираясь по сторонам. Родольфус зашагал с ним рядом, не в силах расслабиться хотя бы для виду: он всё время ждал, когда же закричит ограбленная маггла, когда за ними снова побежит пресловутая «полиция» и надо будет снова удирать в незнакомом городе. Но маггла всё не кричала, они уходили дальше и дальше, и робкая надежда, что на этот раз всё обойдётся, понемногу крепла. — Не волнуйся, она, скорее всего, сейчас сидит на земле и плачет, — негромко сказал Рабастан. — Ты заметил, она у тебя в руках даже не дёрнулась. Замерла, да и всё. — И кто сейчас оптимист? Рабастан пожал плечами. — Вокзал в той стороне. Сядем в поезд, и можно будет нормально поесть. — Ты ей что-то оставил, благодетель? Я видел, ты сумку у её ног поставил? — А зачем нам женские шмотки и безвкусный латунный подсвечник? Или ужасно вонючий сыр, с которым нас из вагона выставят и будут правы? И ещё какой-то пакет, на котором написаны адреса и имена, причём все имена женские. Даже если он набит деньгами, вряд ли мы сможем распаковать его, оставшись незамеченными. К тому же на нём какие-то штампы стоят, в общем, я не знаю, что это такое, пусть сама разбирается. — Да посылка, скорее всего. Снейп рассказывал про маггловскую почту, помнишь? — Откровенно говоря, нет. Ну, неважно. Я взял еду и деньги. — Много? — Денег? А Мерлин его знает, я не разбираюсь. Еды прилично. — Далеко до вокзала? — А я почём знаю? Родольфус сам понимал, что вопрос был глупый. Просто нервы, кажется, начали сдавать. Плохо. Он не привык... Или правильнее будет сказать, отвык. Сверхлюди всегда спокойны, уверены в себе и контролируют ситуацию. Но без палочки трудно чувствовать себя сверхчеловеком. Магглов на улицах становилось всё больше. В основном они спешили по своим делам, не глядя по сторонам и не интересуясь тем, что происходит рядом с ними. Стадо, ни дать ни взять стадо антилоп: нет в поле зрения льва — и хорошо. Рабастан вёл уверенно, безошибочно угадывая нужное направление. Как он это делает, Родольфус не знал, никакая магическая связь не давала ему почувствовать то, что чувствовал брат, выбирая дорогу. Главное — ему можно было довериться и просто идти следом, думая о своём. Однако сейчас чудесная способность Рабастана сыграла с Родольфусом злую шутку. Потому что о своём думалось слишком остро. Прежде всего — о еде. Родольфус не помнил, чтобы когда-то был так же голоден, как сейчас. Рабастан нёс сумку, набитую едой, и Родольфусу чудились исходящие от неё дивные запахи — то копчёного окорока, то жаркого, а то вдруг глинтвейна. Все эти ароматы наверняка были плодом его голодных фантазий, но это не делало их менее сильными и менее раздражающими. Хотелось распаковать сумку прямо сейчас и съесть хоть что-нибудь, хоть ломоть хлеба, и неважно, что руки они с братом в последний раз мыли вчера. Бороться с неуместным желанием было невероятно трудно. Родольфус никогда не думал, что с животными порывами настолько сложно совладать. Он ведь чистокровный волшебник, самое лучшее, что есть на этой земле, неужели какой-то голод настолько сильнее его?! Родольфус стискивал зубы и заставлял себя терпеть, ждать, не спешить. Купят билеты, сядут в поезд... Тогда будет можно. На вокзале Родольфуса вдруг накрыл неприятный, липкий страх. Магглов было так много, он раньше и не думал, что их вообще может быть так много. Нескончаемый поток, огромная толпа, части которой перемещаются по лишь им ведомым траекториям. Сколько же магов надо, чтобы подчинить себе их всех?! А ведь это лишь малая доля магглов Британии... Рабастан уверенно шёл вперёд, как будто бывал на здешнем вокзале минимум раз в неделю. Лавировал между потоками магглов, не снижая скорость — Родольфус в конце концов был вынужден ухватить брата за руку, чтобы его попросту не оттёрли. Рабастан чуть заметно дёрнулся — это была раненая рука, — но делать нечего, если Родольфус потеряется здесь, искать друг друга придётся долго. Надо было забрать у Рабастана сумку, запоздало сообразил Родольфус. Тогда можно было бы взять его за здоровую руку... Ладно, поздно уже перестраиваться. В толпе это слишком неудобно. Остановившись в хвосте какой-то очереди, Рабастан аккуратно поставил сумку на землю, высвободил вторую руку, достал из внутреннего кармана деньги и стал пересчитывать. — А кошелёк где? — негромко поинтересовался Родольфус. — Ей оставил, — бросил Рабастан. — Ни к чему он нам, — очередь продвинулась, и он сделал шаг вперёд. Родольфус шагнул следом, ногой передвинув сумку. Какие-то мысли лезли в голову, переплетались клубком, но он гнал их от себя. Сейчас надо быть очень внимательным. Кругом куча магглов, как положено вести себя на вокзале, непонятно... Родольфус старался не озираться чересчур демонстративно. Вообще лучше выглядеть расслабленным и совсем-совсем не подозрительным. Знать бы, как с точки зрения магглов выглядят не вызывающие подозрения люди... — Мисс, пожалуйста, два билета до Плимута на ближайший поезд, — хрипотца в голосе Рабастана теперь звучала обольстительно. Как-то он, смеясь, сказал, что им с Родольфусом надо соблазнять девушек вдвоём: Родольфус будет работать лицом, а Рабастан — голосом. Маггле, сидящей по другую сторону окошка с надписью «Касса», голоса хватило: когда она залепетала что-то в ответ, Родольфус не сомневался, что стрела достигла цели. — Да, на десять пятнадцать подходит, большое спасибо. Ммм, а какие есть варианты? Хм. Жизнь — непростая штука, мисс, так что давайте по сорок девять. Спасибо большое. Рабастан отошёл от окошка, и Родольфус наконец перехватил у него сумку. Голод накатил с новой силой, почти непреодолимый, на мгновение Родольфусу показалось, что он готов сесть на пол прямо посреди этого зала и рвать обёртку пакетов зубами. Но Рабастан, не оборачиваясь, шёл вперёд, и Родольфус испугался, что потеряет его. Голод уступил место страху, и Родольфус с омерзением подумал, что в последнее время стал слишком часто бояться. Причём чего — магглов! Стыд какой! Что бы сказал отец, если бы узнал?! Родольфус посмотрел на брата и попытался убедить себя, что боится за раненого брата, это естественно... Не вышло. Правда вылезала наружу, хитро усмехаясь, будто сделавший пакость лепрекон. Он, Родольфус Лестранж, боялся, что магглы могут его поймать, избить, убить, посадить в тюрьму немногим лучше Азкабана или придумать что-то ещё более гадкое. Кто их знает, что они делают с беспомощными врагами. — Как ты? — тихо спросил он Рабастана. — Нормально. Есть хочется, да руку дёргает. Жить буду. Поезд должны вот-вот подать. — Сколько у нас денег осталось? Рабастан покачал головой. — Очень мало. На, у тебя сохраннее будут. Родольфус изучил мятые бумажки. Двадцать три фунта. Вряд ли хватит надолго, коль скоро один билет стоит вдвое дороже. Маггловские деньги отправились во внутренний карман куртки — и Родольфус увидел подходящий поезд. На этом расстоянии его вовсе не было слышно, и потому он казался ненастоящим: едет игрушечный поезд по игрушечным рельсам, внутри наверняка улыбаются игрушечные человечки... А ты увлечённо играешь, пока не позвали обедать. На перроне собирались магглы. К счастью, их было не очень много. Возможно, даже удастся побыть в относительной тишине. Родольфус невероятно устал от их постоянного присутствия, от невозможности контролировать их, от непонимания, что они вообще делают и почему. Хотелось одиночества и покоя. Хотелось поесть и принять ванну. И посмеяться с друзьями над глупым приключением. Возможно, когда-нибудь такая возможность и представится. Самым сложным было есть медленно. Родольфус контролировал буквально каждое своё движение: неспешно отрезать кусок ветчины, положить на хлеб, откусить и долго пережёвывать. Иначе еда закончится, а наесться не успеешь. — Что бы сказал отец, если бы увидел нас сейчас! — ухмыльнулся Рабастан, отобрав у Родольфуса нож и намазывая на хлеб джем. — Отец-то ладно, а ты представляешь, что сказала бы мама?! Смех вышел невесёлым. Есть руками, в одежде, которую не менял со вчерашнего вечера, не особо разбирая, что именно ешь — верный способ уложить в могилу не только родителей, но и добрую половину родственников. Ещё вчера утром они завтракали в семейном кругу, чопорно подцепляя серебряной вилкой кусочек омлета, и эльфы суетились вокруг стола. А кажется, будто прошло несколько недель. Билеты, которые купил Рабастан, предоставляли им право на места в стандартном классе. Стандарты путешествий у магглов были весьма нелепы: никаких купе, просто ряды стоящих вплотную кресел с узкими проходами между ними. К счастью, магглов было значительно меньше, чем мест, так что Лестранжи смогли устроиться вдали от остальных. Однако о том, чтобы развязать здесь руку Рабастана и посмотреть, есть ли что-то в ране, не могло идти речи. — В целом анализ ситуации приводит меня к неутешительным выводам, — сказал Родольфус. Беседа вынуждала есть медленно: сказал реплику, тщательно прожевал кусок, подумал над ответом... — Мы наделали много ошибок. Рабастан посмотрел на брата вопросительно, не переставая жевать. — Прежде всего мы запутались в осознании того, к чему стремимся. В магическом мире нас знают все, и мы действовали, отталкиваясь от этого. Кто-то нам не понравился — мы его убили, и все в общем-то понимают, что не надо нам не нравиться. Здесь наша цель, наоборот, затеряться. И теоретически она достижима: нас ведь здесь никто не знает. Для обычных магглов мы просто ещё двое обычных магглов. Но каждым убийством мы привлекаем к себе внимание. Не надо этого делать. Рабастан хмыкнул. — А как прикажешь поступать, когда за нами гонятся и угрожают застрелить? Вежливо упрашивать: «Пожалуйста, не делайте этого»? — Ну как-то же магглы справляются. Надо выяснить, как они это делают. Для этого надо больше смотреть по сторонам, больше разговаривать с магглами, быть подружелюбней. — Проколемся на мелочах, — возразил Рабастан. — Для начала — просто смотреть по сторонам. Знаешь, я за собой заметил: когда не пользуюсь магией, всё кажется растянутым во времени. Бежать долго, а тем более идти, мог бы аппарировать — давно бы был у цели. И начинаю отвлекаться, думать о чём-то... Пока от полиции убегал в первый раз, столько всего передумал, самому смешно. А спроси меня: мимо чего бежал? Сколько домов было на той улице, направо я свернул или налево, какие там росли деревья и какого цвета были заборы? А Мерлин его знает, я не следил. Не получается удерживать внимание на малопонятных вещах достаточно долго. Вот с этим надо разобраться. Рабастан кивнул. — У меня то же самое. Как подумаю, что вокруг одни магглы и ни одного нормального волшебника, тошно становится, хочется закрыть глаза и ничего не видеть. А ещё и мило беседовать с ними... Не знаю, получится ли. — С той девчонкой в кассе получилось, — хохотнул Родольфус. — Ты просто постарайся держать в голове главную цель: остаться в живых. Ради этого можно и с магглами полюбезничать, верно? Рабастан скорчил унылую рожу. — Что с этой полицией делать? Она всё время за нами бегает. — Знаешь, я долго думал об этом. Единственный вывод, к которому я пришёл, парадоксально прост: не давай ей повода за нами бегать. — Увы, Родольфус, в наших обстоятельствах это невозможно. — Ну, по возможности не давать. Чем меньше мы обращаем на себя внимание, тем скорее затеряемся среди магглов. Привлекать внимание магглов — это тоже привлекать внимание. Рабастан вздохнул. — Что бы сказал отец! — Боюсь, отец сказал бы: «Имей смелость признаться себе в реальном положении дел». Рабастан снова вздохнул. Они оба знали, что отец обязательно добавил бы: «...и немедленно убирайся из этого мерзкого места. Лучше сидеть в Азкабане, чем жить среди магглов». Белла бы его поддержала. Белла вообще считала, что любое страдание теряет остроту, если претерпевается ради идеи. А Родольфус с Рабастаном предпочитали бегать от полиции. На частых остановках в поезд заходили новые и новые магглы, вскоре вагон уже был почти полностью забит. Родольфус сидел в своём кресле молча и рассматривал людей. Они все были такие... чуждые. Неприятные одним своим видом. Ни одной благородной мантии, куцые куртки, в лучшем случае — длинные пальто. Несмолкающий гул голосов, все разговоры какие-то глупые, о мелочах, не заслуживающих упоминания. Что приготовить сегодня на ужин... Тётушка Бетси купила себе такое платье, здесь оборочка, а вот так пелеринка... Ну что это за туфли такие, скажи на милость, на второй месяц подошва треснула... Да что ты, прекрасный у него нос! Такая благородная горбинка... А рядом сидел Рабастан, и у него был жар. Родольфус рассматривал беззаботных магглов, скрипя зубами от бессилия. Он не мог прямо здесь размотать повязку, которую, кстати, давно пора менять, прощупать чёртову рану, если там что-то есть, выковырять ножом; не мог применить исцеляющие чары, облегчить боль, унять кровотечение... Отчаянно хотелось кого-нибудь убить или хотя бы покалечить. Хотя бы вот этого мальца прямо перед ним, который постоянно елозит в кресле. На мальце ярко-красная шапка с помпоном и куртка в бордовых бегемотиков. На вид ему лет десять, но кто их знает, этих магглов. До Плимута они, конечно, не доехали. Родольфус ни на секунду не сомневался, что так и будет, и когда Рабастан поднялся с места, просто подхватил сумку и пошёл следом. Дыру младшенький выбрал отменную. С одной стороны, явно не деревня на три дома, с другой, у места, гордо именующего себя городом, вокзал мог бы выглядеть и попредставительней. А этот, кажется, красили-то в последний раз, когда Родольфус ещё в Хогвартс не ходил. Довольно скромное на вид трёхэтажное здание, когда-то, похоже, было красным. На втором этаже вместо одного из стёкол зарешеченное окно закрывала фанера. — Слушай, Рабастан, ты... уверен? — не выдержал Родольфус. Брат посмотрел на него растерянно. — Да я понятия не имею. Ты же знаешь меня, просто толкает что-то под руку: здесь. А может, здесь просто клубничное мороженое продаётся, о котором я перед тем думал. — Ладно, это не так уж и важно. Давай найдём какое-то тихое место, я твою руку посмотрю. — Туда, — Рабастан махнул рукой прямо перед собой. Пройдя насквозь вокзал, братья увидели прямо через дорогу парк. Деревья стояли голыми, и ничто не закрывало обзор: было видно, что парк простирается довольно далеко. Пожалуй, там можно укрыться от людских глаз. — Послушай, — задумчиво сказал Родольфус, — давай ты посидишь тут, а я побегаю, поищу что-нибудь чистое тебе для перевязки. И, может, лекарств каких-то... Ну лечатся же магглы чем-то! — Давай, — Рабастан был краток, но одного слова, произнесённого усталым голосом, Родольфусу хватило. Ему действительно плохо. Драклы раздери, да что ж это такое, почему они так беспомощны?! Тоже мне, элита волшебного мира... Рабастану приглянулась скамейка в глубине парка. Он уселся на неё, поставил рядом сумку, серьёзно посмотрел на брата. — Если будут проблемы — зови. Родольфус молча кивнул и пошёл обратно. С внешней стороны здание вокзала выглядело так же, только разбитого окна не было, да на третьем этаже висели большие круглые часы. Людей не было — кто в здравом уме решит сойти с поезда в этой дыре? Родольфус огляделся и зашагал по улице влево от вокзала: ему почудилось, что в конце квартала находится что-то вроде продуктовой лавки. Уж там-то обязательно кто-нибудь окажется. Ему повезло: это действительно была продуктовая лавка, и из неё вышла молодая маггла, ведя за руку маленького ребёнка. — Извините, мэм, — обратился к ней Родольфус, — вы не подскажете, где здесь можно купить лекарства? Я только недавно приехал в Ньютон-Эббот и ещё не разобрался... Маггла улыбнулась ему в ответ. — О, это очень просто: идите прямо, никуда не сворачивайте, три квартала. Сразу за шляпным магазинчиком увидите аптеку. — Спасибо большое, — ответил он и ускорил шаг. За спиной у него залопотал что-то ребёнок, маггла заворковала с ним про дядю, идущего в аптеку, и про то, что вот-вот пойдёт дождь и им пора скорее домой. Родольфус досадливо поморщился: дождь им с Рабастаном был сейчас совсем ни к чему. На миг в голове мелькнула предательская мысль: плюнуть на всё и сдаться. В Азкабане хотя бы тепло. Но потом Родольфус увидел аптеку. Она выделялась среди обшарпанных зданий — опрятная, недавно выкрашенная, у стен высажены цветы. Когда Родольфус открывал дверь, над ней звякнул колокольчик. Внутри было поразительно чисто. Лекарства в тюбиках, бутылочках и пилюлях лежали на стеклянных витринах. За прилавком стояла молодая маггла в странноватой одежде, явно форменной. Родольфус подошёл, стараясь казаться максимально дружелюбным. — Здравствуйте, мэм, — сказал он, вежливо улыбнувшись. — Подскажите, пожалуйста, чем вы можете мне помочь. Мой брат ранен, у него жар, мне надо промыть ему рану и удалить оттуда посторонний предмет. Нужны перевязочные материалы и, собственно, то, чем надо обработать рану. Маггла посмотрела на него взглядом, живо напомнившим ему о Минерве МакГонагалл. — Молодой человек, я в этой ситуации помочь не могу ничем. Вашему брату немедленно надо к врачу, не играйте с его здоровьем. А я не имею права продавать вам то, что необходимо в таких ситуациях, без врачебного предписания. — Милая девушка, я прошу вас понять меня правильно, — тон Родольфуса оставался столь же любезным. — Мы сейчас, к сожалению, не можем посетить врача. Я очень волнуюсь за брата, и могу вас уверить, если вы не поможете нам прямо сейчас, то лично вы до приезда врача не доживёте. Однако мне очень не хотелось бы доводить до этого. Давайте обойдёмся без лишнего насилия, пожалуйста. Ещё один взгляд Медузы Горгоны изучил Родольфуса с головы до ног. Лестранж надеялся, что его рука достаточно красноречиво сжимает в кармане нож. Наконец маггла недовольно сказала: — Рану надо обработать обеззараживающим средством, лучше всего для этих целей подойдёт перекись. Потом промойте физраствором и как следует перевяжите. Вы умеете накладывать повязку? — Не считаю себя профессионалом, но пару раз приходилось, — Родольфус очень старался, чтобы голос не дрогнул. Его опыт в медицинских манипуляциях был достаточно неприятным. Было много крови, он едва видел, что делает. Тёмное режущее заклятье отрикошетило от стены и попало в замешкавшегося парнишку, закрыть рану чарами было невозможно, они не помогают от тёмной магии, пришлось перетягивать её вручную, потом накладывать повязку... Колдомедики сказали, что имелся реальный риск потерять руку. Сейчас Родольфус думал, что, честное слово, лучше бы Регулус тогда потерял её, но в итоге остался в живых. Маггла поджала губы и продолжила: — Чем будете извлекать... посторонний предмет? — У меня есть нож. Хороший, острый. — Протрите его спиртом. Рану лучше перекисью, не перепутайте. Спирт может обжечь воспалённые ткани. Следите, чтобы в ране не осталось гноя. Я даю вам вату и стерильный бинт. И имейте в виду, молодой человек: я обязана буду позвонить в полицию. Всё, что я могу сделать для вашего брата — дать вам четверть часа, чтобы вы успели его перевязать. Полицейские не торопятся оказывать медицинскую помощь. — Мэм, помилуйте, он в нескольких кварталах, а я не умею летать по воздуху! Дайте хоть час! Маггла посмотрела на него с сомнением: — Вы понимаете, в какое положение меня ставите? Я не могу нарушать закон так... серьёзно! — Ммм... — Родольфус на миг задумался. — А хотите, я вас аккуратно свяжу? И вы скажете, что не могли... — Ну уж нет! — решительно замотала головой маггла. — У меня половину аптеки вынесут! Боже мой, о чём мы с вами разговариваем? — вдруг сказала она более мягким тоном и чуть улыбнулась уголками губ. — Я придумал, — Родольфус улыбнулся ей в ответ. — У вас есть тут какая-нибудь верёвка? Давайте её сюда, — он достал и кармана нож и воинственно взмахнул им, — я разрежу её на куски, а вы скажете полиции, что я вас связал, но один из посетителей вас освободил. Мэм, прошу вас, — он понизил голос, старательно подражая Рабастану, — ваша помощь действительно очень нужна. Больше всего на свете ему хотелось сейчас прирезать её. Или крепко сжать её горло, пока под пальцами не хрустнут позвонки. Но он улыбался и смотрел на неё, как в детстве, бывало, смотрел на мать — я такой милый мальчик, мамочка, разреши эльфам дать мне ещё немного варенья, пожалуйста. Было чертовски неприятно. Но главная задача — остаться в живых — затмевала всё. — Я понимаю, — серьёзно ответила маггла, глядя прямо ему в глаза, и Родольфус вдруг подумал, что она много старше, чем кажется, — я сочувствую вашему брату, что бы он ни натворил. Я тоже немного врач, и мне известен мой долг. Не перепутайте: вот спирт, вот перекись. Вот верёвка, если она вам так нужна — шпагат от коробки с лекарствами. — Достаточно прочный, чтобы преступнику пришло в голову вас им связать, — кивнул Родольфус, попробовав верёвку. Взмахнув ножом, он быстро разрезал шпагат в паре мест. — Вот так нормально, похоже на то, что разрезали связанные руки. — Вы так быстро прикинули длину? — изумилась маггла, принимая из рук Родольфуса обрезки верёвки. Он уже шагал к выходу. — Вы тоже быстро вату нашли, — ответил Лестранж, не оборачиваясь. — Спасибо, мэм. Чудовищно хотелось позвать Рабастана — просто спросить, как он там, в порядке ли. Чем больше времени Родольфус был в маггловском мире, тем невыносимее ему было без постоянной связи с братом, без его тихого голоса в голове. О Лорде думать не хотелось вовсе: так легче надеяться, что он вот-вот вернётся и позовёт вернейших из своих слуг. С ним было так просто, он всегда знал, где укрыться, как отбиться от назойливого внимания авроров; он знал даже маггловский мир и время от времени находил какие-то странные места, где можно было спрятаться и переждать очередной всплеск активности Крауча, мирно играя в карты и опустошая чей-нибудь винный погреб. Эльфы приносили еду и питьё, исправно стирали и чистили одежду, и вынужденное безделье было по крайней мере комфортным. Без Лорда всё стало совсем не таким. То, что казалось простым, теперь было невероятно, неподъёмно сложно. Что ж, тем большего уважения он заслуживает: в своё время он продумал всё то, из-за непродуманности чего сейчас страдали братья Лестранжи. Рабастан сидел на скамейке с видом обычного прохожего, которому захотелось посидеть. Спокойный и уверенный в себе; Родольфус хотел бы оказаться сейчас на его месте. Подумаешь, рана, есть ведь старший брат, он всё решит... Родольфус мотнул головой, отгоняя глупую мысль. Не надо так о младшем, он не заслуживает. Когда он сам не знал, куда идти и что делать, Рабастан просто вставал и шёл вперёд, молча, не выпячивая свою роль, не обвиняя старшего в бездействии. Хватит считать его малышом. Вырос малыш. Рабастан поднял голову, завидев брата; чуть дрогнули, расправляясь, плечи. Да уж, расслабленная поза — лишь видимость. Плохо. Родольфус присел рядом. — Расстёгивай рубашку, давай смотреть. Рана выглядела паршиво. Плоть вокруг маленькой дырочки напухла и покраснела, из неё сочилась неприятная на вид жидкость. Родольфус чуть прощупал припухлость пальцами — внутри, похоже, действительно что-то было. Он вздохнул и достал нож. Рабастан сидел спокойно и ждал. Родольфус закатал рукава, протёр нож спиртом, подумал, протёр ещё. Чуть не рассмеялся, поняв, что попросту не решается взрезать брату руку. — Ну это же смешно, в конце концов! — пробормотал он сквозь зубы и, аккуратно примерившись, вскрыл рану. Кровь брызнула туда, куда должна была — на траву за скамейкой. Родольфус хорошо помнил, что рубашка у него одна, и у его брата тоже — запасные пришлось бросить, ещё в первый раз удирая от полиции. Рабастан шипел от боли, но не дёргался: понимал, что нельзя. Перекись зашипела на ране, будто передразнивая его, запузырилась. Родольфус не знал, нормально это или нет, но посоветоваться было не с кем. По крайней мере, крови стало меньше. Вздохнув ещё раз, он снова взялся за нож. Рану пришлось чистить от гноя и сгустков крови; Родольфус лил на неё физраствор, который стекал на землю, окрашиваясь красным. Наконец что-то маленькое вывалилось наружу, стукнулось о скамейку и закатилось под неё. Родольфус снова прощупал рану, стараясь как можно меньше запачкаться в крови, кивнул, убедившись, что ничего твёрдого в ней не осталось, промыл рану ещё и наконец стал перевязывать. Перекись, вата, бинт... Руки ловко работали, и Родольфус надеялся, что Рабастан никогда не узнает, чего ему стоило не дать им дрожать. Если он узнает, будет смеяться. Рабастан считал, что главное качество боевика — хладнокровие в любой ситуации. Продолжение в комментариях

Часть 1 (челлендж) || Часть 2 (визуал) || Часть 3 (мини и драббл) || Часть 4 (миди) || Часть 5 (макси) || Часть 6 (визуал)

 

@темы: всякое фэндомное, любимые фанфики